Пётр Козьма
.
Группировки
– Пётр Николаевич, что реально представляют собой незаконные вооружённые формирования в Мьянме?
– Сразу уточню, что речь идёт не о «незаконных» вооруженных формированиях, а о группировках, де-факто контролирующих какую-либо территорию. В мьянманском законодательстве есть понятия «незаконной ассоциации» и «террористической организации». Так вот, список «террористических организаций» центрального правительства на сегодняшний день очень короткий – при наличии в стране десятков вооруженных формирований в нём сейчас только «Армия спасения рохинджа Аракана» (АРСА), подпольное «Правительство национального единства» (NUG) и действующие под его эгидой «Силы народной обороны» (PDF). А с недавних пор – ещё и три группировки, ведущие боевые действия на севере штата Шан и в штате Ракхайн. Остальные вооруженные формирования существуют в «серой» зоне – их официально не признают, но ведут с ними переговоры, называют «этническими братьями» и даже всячески вовлекают в совместный бизнес. Мало того, значительная часть небольших национальных ополчений вообще легализована в статусе «Сил пограничной стражи» (BGF) – они не только официально контролируют закрепленную за ними территорию, но и получают содержание от вооруженных сил, являясь их признанными союзниками.
Большинство крупных мьянманских вооружённых группировок действует, как правило, в горной, труднодоступной местности. Там, конечно, тоже есть какие-то дороги, но не каждый по ним решится проехать даже в совершенно спокойной обстановке. Каждая из таких группировок обычно имеет свои источники существования. То есть они сами себя обеспечивают – на самом деле, нет никаких особых каналов их подпитки и финансирования извне, если не считать представителей их национальности, работающих за рубежом.
Для мьянманских этнических группировок, даже крупных, характерно весьма местечковое самосознание. Понимание действительности здесь очень простое. Каждая территория контролируется своей вооружённой группировкой для защиты собственного народа, который там проживает. А вооружённые силы Мьянмы для них – такое же этническое вооружённое формирование, как и они сами, только большое, которое тоже отстаивает интересы своего народа, а именно – бирманцев. В бирманском языке все эти группировки именуются этническими армиями – как и вооруженные силы страны.
.
.
То есть о Мьянме следует говорить, не как о едином и монолитном государстве, а как о некоей территории, где друг с другом соседствуют различные народы и защищающие их вооруженные группировки. И важно понимать, что все эти этнические формирования совершенно не претендуют на территорию, где проживают бирманцы. Они не желают её завоёвывать, вести там какие-то серьёзные боевые действия, и так далее. В то же время, им не нравится, когда вооружённые силы Мьянмы (то есть, в их понимании, бирманская группировка), пытаются устанавливать свои порядки там, где живут другие народы страны.
Причём, деятельность этих этнических группировок основана вовсе не на пиратском принципе «бей, бери и беги». Они не просто собирают дань с подконтрольных территорий или совершают какие-то грабительские набеги ради сиюминутной наживы, а в полной мере осознают свою ответственность за положение и развитие районов, которые считают «своими». И пытаются ими управлять, примерно так, как самым настоящим государством. Тут и школы, и больницы, и службы охраны правопорядка, и судебная система, и всё остальное. Полное самоуправление. Создаются вполне себе полноценные протогосударственные структуры, которые достаточно успешно функционируют на благо «подшефного» этим этническим формированиям общества. И зачастую они бывают гораздо эффективнее забюрократизированных, коррумпированных и крайне неповоротливых структур центрального правительства.
Важно понимать, что это не какие-то оголтелые, вооружённые до зубов банды, а организации, у каждого из которых есть и своё политическое крыло. Так, у «Армии Аракана» – «Объединённая лига Аракана», у «Армии независимости Качина» – «Организация Независимости Качина». Аналогичная политическая надстройка есть и у группировки коканских этнических китайцев («Армия национального демократического альянса Мьянмы»), и у «Таангской национально-освободительной армии», и так далее. Именно такие «политические структуры» как раз и осуществляют самоуправление на тех территориях, где живут представители соответствующих этносов. При этом, иногда «местным администраторам» приходится присягать на верность одновременно и центральному (бирманскому) правительству, и своей региональной этнической группировке. Иначе вообще ничего не получится делать на «подшефной» им территории.
.
.
Столкновения между этими этническими формированиями происходят только в двух случаях.
Во-первых, если одну и ту же народность берутся представлять сразу несколько групп, и между ними возникают противоречия. Например, у шанов есть две большие группировки, которые, мягко говоря, не слишком хорошо относятся друг к другу. Условно говоря – северная и южная. У каждой есть своя территория и протогосударственное образование, но есть и спорные земли, из-за которых постоянно случаются боестолкновения. Такая же ситуация сейчас сложилась и в штате Чин, где друг другу противостоят две коалиции местных этнических формирований.
И, во-вторых, это происходит в некоторых районах Мьянмы в условиях этнической чересполосицы. Особенно это видно на севере штата Шан. Одна деревня – таанги, другая – этнические китайцы, третья – качины, четвертая – шаны, и так дальше, в такой же или немного другой последовательности. Там невозможно чётко поделить территорию по этническому принципу. В таких случаях диктовать условия начинают те формирования, что оказываются сильней.
Кстати, аппетиты слишком агрессивных группировок в определённой степени сдерживали вооружённые силы Мьянмы – то есть, бирманская армия, игравшая роль старшего брата и всеобщего уравнителя. Она действовала по принципу «разделяй и властвуй», потому, что, если какое-то этническое формирование усиливалось и начинало притеснять своих соседей, то эти соседи, как правило, сами помогали вооружённым силам Мьянмы его усмирять.
Впрочем, успешно играть роль старшего брата бирманцам удавалось, как правило, лишь при двух условиях.
Первое – если этнические группировки не усиливались одновременно и не создавали союз. Принято считать, что численность вооруженных сил Мьянмы составляет порядка 300-400 тыс. человек. Однако некоторые специалисты утверждают, что количество боеспособных частей вооружённых сил Мьянмы включает лишь около 100 тыс. человек, максимум – 150 тыс. При этом самые крупные вооружённые этнические формирования – «Армия Объединенного штата Ва» и «Армия Аракана» составляют по численности примерно по 30 тыс. человек каждая. Группировки таангов и коканских китайцев сейчас – примерно по 15-20 тыс. Соответственно, если несколько таких формирований объединятся в союз, то для вооруженных сил страны они будут представлять очень серьёзную угрозу.
.
.
И второе условие – это отсутствие волнений и мятежей в центральной (условно «бирманской») части Мьянмы, для подавления которых тоже необходимо задействовать мьянманские вооружённые силы.
Если эти два условия соблюдаются, то армия Мьянмы вполне успешно выполняет функции всеобщего уравнителя, и в периферийной части страны устанавливается относительный мир и согласие.
Довольно долго именно так и было, но после того, как в 2021 году к власти в Мьянме вновь пришли военные, далеко не все жители бирманского центра страны оказались этим довольны. И уже сами бирманцы стали формировать группировки так называемых «Сил народной обороны», многие из которых формально действуют под эгидой самопровозглашенного «Правительства национального единства», претендующего на роль законного органа власти в стране. Они начали боевые действия уже в центральной части Мьянмы и в прилегающих к ней районах.
Естественно, что мьянманские этнические формирования увидели в этом свой шанс ослабить армию Мьянмы и начали обучать боевиков «Сил народной обороны». Как результат – сейчас такие бирманские группировки, особенно в регионах Сагайн, Мандалай и Баго, по сути дела, играют роль прокси этих этнических формирований. При этом, последние, как и раньше, далеко за пределы своих национальных территорий не выходят. Если они захотят создать некую буферную зону или даже в перспективе попытаться сменить центральную власть в стране, в одиночку они этого делать не собираются. Они обучат и вооружат бирманцев-оппозиционеров, которые будут под их оперативным командованием действовать на бирманских территориях, бросая вызов вооружённым силам Мьянмы.
.
.
Азиатский феномен
– А в чём, собственно, смысл непримиримой борьбы всех этих этнических формирований с центральной властью? Они, вроде бы, не стремятся выйти из состава Мьянмы, не собираются побеждать бирманцев… Зачем всё это?
– Для восприятия европейцев всё это довольно сложно. Они мыслят традиционно для себя категориями формализованной зависимости-независимости, центральной власти и так далее. Между тем, многие этносы в той же Мьянме, Лаосе, да и вообще в ЮВА, строят свою жизнь на совершенно других принципах, исповедуя свою философию, сильно отличающуюся от той, что несёт европейская цивилизация.
Есть такая концепция – Зо́мия. Она разработана голландским историком Виллемом ван Схенделом и развита американским антропологом Джеймсом Скоттом. В соответствии с ней, в Азии, прежде всего, в ЮВА, и особенно – в Мьянме, есть довольно обширные районы, где проживают этносы, для которых характерно неприятие институтов государственной власти и сознательный отказ от построения общества с развитой иерархической системой. К этой теории есть, конечно, масса вопросов. Но, во-первых, в природе никогда не бывает абсолютно чистой воды, а во-вторых, никто не смог объяснить этот феномен лучше.
Зо́мия как раз и описывает философию и психологию мьянманских горных народов, которые создают на территории страны те самые вооружённые формирования для защиты своих земель и свои этнические протогосударственные образования. Феномен Зо́мии применим к большинству так называемых малых народов ЮВА. Но, в принципе, он актуален даже для некоторых европейских этносов. Да и просто отдельных людей.
.
.
Представим себе ситуацию, когда человек не согласен с политикой государства, но, при этом, не уезжает из страны, а продолжает в ней жить. Он не претендует на государственную власть, не покушается на суверенитет, не хочет провозгласить независимость своей отдельно взятой квартиры, и так далее. По сути, он находится во «внутренней эмиграции». Это и есть та же самая Зо́мия. И все эти мьянманские этносы, как и многие другие малые народности ЮВА, тоже живут как бы в рамках государств этого региона, отказываясь их замечать и исповедуя при этом именно такую философию.
И если в Таиланде сильная и богатая центральная власть может себе позволить просто подпитывать элиты этих народов деньгами, чтобы они не проявляли никакой повышенной активности, то у правительства Мьянмы таких возможностей нет. Хотя в Таиланде на севере есть группа, которая выступает за воссоздание государства Ланна – средневекового образования, существовавшего с XIII-го по XVIII-й век на севере страны. А на юге есть исламские экстремисты, которые тоже пытаются качать свои права, в том числе вооружённым путём. Поэтому, если бы центральная власть Таиланда была бы беднее, или страна была бы более этнически разнообразна, а её окраины более богаты на природные ресурсы, это неизбежно была бы вторая Мьянма.
.
.
– Вы утверждаете, что мьянманские этнические группировки не покидают своих территорий. Но в последнее время было много скандалов, связанных именно с тем, что они начали пересекать эти границы…
– Это не совсем так. Тут как раз встала проблема той самой этнической чересполосицы. Претензии были вот по какому поводу. Группировка коканских китайцев захватила Лашио – крупнейший город на севере штата Шан, административный центр одноимённого района. Но там, с точки зрения этнических группировок, спорная зона ответственности. Формально это территория шанов, которых там, в принципе, довольно много, но не большинство. В то же время там живёт очень много таангов, и других людей, представляющих мон-кхмерские народы, типа ва. Там живут бирманцы, много качинов. А этнических китайцев – порядка 20-25%. Ни один народ не имеет там большинства. Но это как раз тот вариант, когда правила диктует та группировка, которая сильнее.
И, кстати, в Лашио фактически одновременно с группировкой коканских китайцев вошла самая крупная вооруженная группировка страны – «Армия объединенного штата Ва», что стало наглядным примером того, как в этом регионе принято обозначать свое присутствие. Между тем, именно эта группировка, формально нейтральная к нынешним конфликтам этнических формирований и вооруженных сил, сумела усилиться на фоне последних событий, и теперь всё больше играет роль той инстанции, куда надо подавать жалобы на притеснения со стороны этнических китайцев. То есть, начинает исполнять на севере штата Шан ту роль, которую до неё играли ушедшие оттуда мьянманские военные.
При этом уже ясно, что китайская этническая группировка «Армия национального демократического альянса Мьянмы» дальше не пойдёт. Потому, что уже на подходе к Лашио её боевики сами признавали, что не ощущают прежней благожелательности местного населения, как было тогда, когда они проходили населённые пункты, в которых жили преимущественно этнические китайцы. Здесь уже к ним относятся в лучшем случае – насторожённо, а иногда даже и враждебно. Чтобы «пойти» на бирманскую территорию, они вынуждены тренировать самих бирманцев, не согласных с политикой центральной власти, которых дальше можно использовать в качестве своих прокси.
Собственно, это и есть нынешняя стратегическая задача мьянманских этнических формирований. Они прекрасно понимают, что, если бирманских оппозиционных отрядов будет достаточно много, чтобы бросить вызов вооружённым силам Мьянмы, то получится, что бирманцы будут воевать между собой, массово убивая друг друга. И это, несомненно, их серьёзно ослабит.
Беседу вёл Денис Кириллов
Продолжение следует…
ЧАСТЬ I – здесь:
ЗÓМИЯ ИЛИ ОСОБЕННОСТИ РАБОТЫ МЕЖДУНАРОДНОГО БИЗНЕСА В АЗИИ. Часть I: Морские пути и сухопутные коридоры