– Алексей Евгеньевич, в последнее время отношение к перспективам энергетического перехода стало заметно меняться. С чем это связано?
– Для начала – следует понимать, что, с точки зрения развития человеческой цивилизации, сам по себе энергетический переход (от использования одного энергоресурса в качестве основного к другому) важен, нужен и даже неизбежен. Достаточно сказать, что сейчас мир находится на пороге уже четвёртого такого энергоперехода, который со временем стало принято называть «зелёным». Хотя процесс этот, конечно, гораздо сложнее, и в нём участвуют далеко не только возобновляемые источники энергии (ВИЭ). Но вне зависимости от того, является ли кто-то сторонником или противником этого самого «зелёного перехода», по большому счёту, все соглашаются с тем, что текущая модель обеспечения человечества энергией, базирующаяся на ископаемом топливе, не вечна. Поэтому можно спорить о том, какой именно путь следует выбрать человечеству для выхода из этого тупика, но в общем и целом никто не подвергает сомнению целесообразность и неизбежность самого энергетического перехода. Другое дело, что «зелёный» его вариант, который активно продвигался коллективным Западом, вызывает всё больше вопросов и критики.
.
.
Алексей Анпилогов
.
И, я считаю, что в последние несколько лет сама идея «зелёного перехода», который пропагандировался, начиная где-то с начала 2000-х годов определёнными группами в Евросоюзе и, в меньшей степени, в США, действительно потерпела окончательный крах. Идея эта базировалась на повсеместном и безоговорочном переводе человечества на так называемую «зелёную энергию», главным образом – солнечную и ветряную, которая должна была занять в мире практически монопольное положение. С минимальным привлечением любых других видов ВИЭ и, как стало принято называть, безуглеродной энергетики, которые, в общем-то, являются не только разумными, но зачастую даже гораздо более сбалансированными альтернативами. И эта крайне политизированная идея была возведена фактически в статус безусловной религиозной доктрины. И как раз именно такой «зелёный» религиозный подход к энергетическому переходу потерпел крах. Причём, по объективным причинам.
Потому, что, если говорить о религиозном догмате, у него есть своя логика развития. Он возводится в постулат, которому вынуждены следовать беспрекословно, отрицая любые альтернативы и, при этом, часто игнорируя окружающую реальность. А когда это происходит, появляются всё более и более серьёзные разночтения между «нарисованной» идеальной картиной мира и действительным положением дел. И я считают, что вот эти разночтения как раз и стали основой того, что отношение в мире к «зелёному переходу» начало меняться. Прежде всего потому, что на практике оказалось: во-первых, предлагаемый энергопереход не универсален; во-вторых, зачастую он вёл энергетику, а, соответственно, и экономику той или иной страны в очевидный сразу же или же стратегически просматриваемый тупик.
В результате «зелёный переход» не только стал подвергаться жёсткой критике, но и сам по себе начал буксовать в местах наибольшего «трения» с действительностью. Все же попытки залить эту разницу между реальностью и той самой идеальной «религиозной» картиной мира деньгами, фактически приводили лишь к тому, что трение становилось ещё сильнее. А это, в свою очередь, вело к ещё более тяжёлым последствиям, когда структура энергетики, которую те или иные страны имели, оказалась, если и не разрушена, то серьёзно разбалансирована.
Здесь можно вспомнить и метания Франции по поводу своей атомной энергетики, когда сначала от неё отказывались, а потом снова к ней возвращались. И нынешнюю ситуацию в Германии, которая фактически оказалась с разрушенной газовой системой на фоне так и не созданной энергетики «зелёного перехода». И целый ряд других стран, которые сегодня сталкиваются с огромными проблемами из-за попыток реализации тех идеальных концепций, на которые они практически молились ещё каких-нибудь 5-10 лет назад.
.
.
Ископаемые
– Как на этом фоне меняется отношение к ископаемым ресурсам, ВИЭ и водородной энергетике? Как вы видите перспективы развития этих направлений?
– Ископаемые энергоресурсы пытались похоронить ещё лет 10 назад и, я считаю, совершенно преждевременно. Неизбежная и скорая стагнация соответствующих отраслей, как говорится, была сильно преувеличена, поскольку, как мы видим, четвёртый энергетический переход достаточно сильно растягивается во времени. Прогнозы пика потребления таких ресурсов как те же нефть и природный газ постоянно сдвигаются и переносятся на более отдалённую перспективу.
Дело в том, что человечество продолжает эффективно использовать ископаемое топливо, постоянно увеличивая его ресурсную базу – вовлекая в оборот те запасы, которые до этого, при существовавшем уровне развития технологий, считались неизвлекаемыми. Мы отталкиваемся от экономической целесообразности извлечения ископаемого топлива из недр и его вовлечения в хозяйственный оборот. И доля таких извлекаемых запасов в общем объёме разведанных ресурсов постоянно растёт. Здесь нет никакого обмана – это объективный процесс, который связан с совершенствованием технологий, с того, что мы называем научно-техническим прогрессом. Нефть, природный газ и уголь, которые до последнего времени считались безнадёжно похороненными в недрах, активно вовлекаются в оборот, поскольку это становится экономически выгодным.
Конечно, всё это связано с усложнением технологий и, соответственно, с увеличением себестоимости добычи, но не является катастрофическим и не разрушает картину, как денежной экономики, так и энергетической. До тех пор, пока на извлечение ресурсов мы тратим меньше энергии, чем в них содержится, этот процесс остаётся для нас выгодным. Когда это соотношение изменится и станет меньше единицы, тогда, с энергетической точки зрения, эти ресурсы не будут являться энергоносителями, а максимум останутся для нас химическим сырьём.
Таким образом, процесс исчерпания ископаемых энергоресурсов затягивается за счёт пересмотра существующей минеральной базы и вовлечения новых запасов. И, думаю, что с пределом мы столкнёмся не раньше 2050-2070 годов. Не только по нефти и природному газу, но и, частично, по различным видам ископаемого угля – каменного, бурого, антрацита и так далее.
.
.
Возобновляемые
– Что касается ВИЭ, для них к настоящему времени образовались определённые границы применения – теперь предельно ясно где мы можем делать это действительно эффективно, а где их использование как минимум нецелесообразно. Можно было, конечно, всё это продумать и просчитать заранее. Но методом проб и ошибок выяснили, что расположенная на достаточно высоких широтах территория Европы не слишком хорошо подходит для размещения солнечных батарей, как, например, Юго-Восточная Азия (ЮВА), где, что вполне очевидно, инсоляция гораздо выше. Или, допустим, страны Африки.
Кстати, я считаю, именно Чёрный континент станет следующей территорией, где в ближайшей перспективе будет достаточно активно идти «зелёный переход». В силу массы объективных причин, одна из которых и, наверное, самая важная – подходящие природные условия. Просто потому, что в африканских странах солнечные батареи работают намного эффективнее, так как уровень солнечного излучения там значительно выше в расчёте на каждый квадратный метр земной поверхности.
Хотя не нужно быть большим учёным, чтобы понимать, что коэффициент полезного действия (КПД) солнечных батарей в условном Вьетнаме будет всегда выше, чем в условной Великобритании, которую мы совершенно не случайно по-прежнему продолжаем называть Туманным Альбионом. Ведь, в природных условиях этой страны за последний век ничего принципиально не изменилось.
Между тем, для коллективного Запада ВИЭ оказались своего рода палкой о двух концах, поскольку, несмотря на то, что изначально главными застрельщиками формирования этого сектора энергетики были именно европейцы, сейчас основную выгоду от его создания и использования получает так называемый Глобальный Юг. И в первую очередь – Китай и Индия. Новые индустриальные экономики, которые, активно развиваясь, сразу же начали выстраивать всю технологическую цепочку, связанную, например, с солнечной и ветряной электроэнергетикой. И получать экономическую выгоду, как за счёт использования энергосистем на основе ВИЭ на своих территориях, так и экспорта соответствующих изделий по всему миру, включая и Евросоюз. Причём, продукции, нужно заметить, относительно дешёвой, поскольку здесь уже сказывается и эффект масштаба.
Такой расклад крайне сильно подорвал ту идеологию, которая закладывалась теми же европейцами в так необходимый всему миру «зелёный переход». То есть, коллективный Запад сам рассчитывал получать прибыли от создания ВИЭ-экономики – разрабатывать технологии, производить оборудование и материалы, использовать их для своих нужд и экспортировать по всем направлениям, будь то солнечные батареи или ветряные генераторы. А сложилось так, что львиную долю выгоды от всего этого процесса, включая замену старых основных фондов на новые, получают страны Глобального Юга.
Кстати, это тоже стало одним из ключевых факторов торможения «зелёного перехода», потому, что картина того самого «зелёного европейского рая», которую рисовало то самое «религиозное» прочтение глобального энергетического перехода, стала стремительно рассыпаться на глазах её создателей и почитателей, изумлённых таким поворотом событий.
.
.
Поэтому с ВИЭ ситуация, с моей точки зрения, далее будет развиваться в следующем ключе. Уже однозначно понятно, что лидерами «зелёного перехода» в абсолютных цифрах будут являться страны Глобального Юга. Это развивающиеся экономики, которым действительно нужно много энергии и у которых часто нет альтернативных возможностей получения её дополнительных объёмов. Например, Индия – страна, интересная во всех отношениях, но у неё практически нет собственных запасов, допустим, урана. Как следствие – ей приходится очень взвешенно подходить к вопросу развития безуглеродной энергетики, в том числе атомной. Поэтому для индийской энергетики солнечные батареи и ветряки действительно могут стать спасением. То же касается, например, и Китая. Конечно, у Китайской Народной Республики (КНР) есть свой уран. Но по масштабам того, что необходимо, допустим, с точки зрения построения самодостаточной атомной энергетики, этого будет совершенно недостаточно. А у китайцев – просто огромные запросы по энергии, которые и удовлетворяются, в том числе, с помощью создания одной из самых мощных национальных систем возобновляемой энергетики.
Помимо этого, если в Евросоюзе представляли себе мировые энергетические системы на базе ВИЭ главным образом централизованными, то по факту бóльшая часть созданных мощностей производства возобновляемой энергии именно распределённая. То есть, это – энергетика для небольших потребителей, которые часто не связаны в общую генерирующую сеть и подстраивают своё потребление под выработку электроэнергии на неких локальных мощностях. Сейчас, например, огромное количество той возобновляемой энергетики, что устанавливает КНР, расположено в сельской местности, где используются небольшие системы аккумулирования – достаточно простые и дешёвые. Они работают по тому графику, по которому выдаёт электроэнергию генерирующая система. Допустим, системы полива или освещения, которые работают ночью, используя энергию, накопленную днём.
То есть оказалось, что у ВИЭ есть своя ниша, но она не предполагает питать от ветряков какой-нибудь прокатный стан или электроплавильную печь. Это совершенно другая энергия, которая гораздо ближе по своим объёмам к тем киловаттам, максимум мощности которых падает на единицу поверхности разумного размера. Поэтому мы не видим каких-то бескрайних полей солнечных батарей рядом с металлургическими заводами. Тем не менее, в соответствующей нише ВИЭ будут активно заниматься, и она будет прекрасно развиваться и дальше. Правда, совсем не так, как это изначально хотел видеть и даже требовал делать коллективный Запад.
.
.
Промежуточный энергоноситель
– Водород тоже пытались превратить в некий жупел европейской «зелёной» повестки, когда столкнулись с тем, что для создания централизованных систем распределения возобновляемой энергии необходим какой-то промежуточный энергоноситель. Делать синтез нефти или природного газа было как-то не комильфо, ведь, декларировался полный уход от углеродной энергетики. Хотя, надо сказать, в некоторых ситуациях это было бы гораздо более выгодно, чем водород. Тем не менее, на эту промежуточную роль выбрали именно «зелёный» водород.
Это, конечно, относительно лёгкий в получении газ, но при этом он имеет целый ряд крайне отрицательных свойств. Во-первых, если говорить непосредственно о «зелёном» водороде, его получение очень дорого, поскольку расщепление воды электролизом – это химически, энергетически и, как следствие, экономически очень затратный процесс. Во-вторых, и сам по себе водород, любой – не только «зелёный», обладает массой неприятных особенностей. Не секрет, что его молекулы – фактически протоны с одним электроном, которые просачиваются через самые изощрённые защитные барьеры, будь то металл, керамика или пластик – без разницы. Соответственно, его транспортировка и хранение сопряжены с решением целого комплекса дополнительных проблем, касающихся этого его свойства. Кроме того, сжигание водорода (допустим, для получения тепла и электричества) – процесс, который, при определённых условиях, легко способен перейти в детонацию. Как следствие, системы, которые предполагают сжигание водорода, в любом случае должны проектироваться и создаваться с учётом этой особенности. Что очень серьёзно повышает требования безопасности к подобным системам. Таким образом, такие неприятные свойства водорода кардинально увеличивают стоимость его использования в качестве энергоносителя и в расчёте на единицу полезной работы. Естественно – в сравнении со всеми альтернативными вариантами.
Очевидно, что водород, без всяких сомнений, сможет стать частью нового топливного цикла, но отнюдь не основополагающей, а, скорее, некой промежуточной. Энергоносителем, с помощью которого мы, при помощи дальнейшего синтеза, будем получать более привычные и удобные для нас энергоносители – будь то метан, или «длинные» углеводороды, вплоть до каких-нибудь синтетических бензинов и так далее. Такую энергетику, пусть даже в некоем «зелёном» исполнении, например, с улавливанием продуктов сгорания, таких как углекислый газ, можно спокойно организовать. И она будет гораздо более экономически целесообразна и выгодна, нежели чисто водородная энергетика, где водород от начала и до конца будет основным и практически единственным энергоносителем.
Это всё к вопросу о том, оперируем ли мы фактором науки, где органический синтез – это огромный раздел химии, в котором количество известных соединений превышает десятки и даже сотни тысяч. То есть углерод – элемент, который порождает великое множество самых различных соединений. И спирты, и алканы, и аминокислоты в конце концов. Никто не мешает и глюкозу делать – вопрос, опять же, в экономической целесообразности. Но в этом огромном поле органического синтеза мы почему-то выбрали не самый удобный и отнюдь не самый экономически выгодный энергоноситель – чистый водород, полностью отказавшись от углерода, который ничем, в общем-то, перед нами не провинился. И на основе которого построены даже наши тела.
Поэтому возврат к рассмотрению всех возможных альтернатив, мне кажется, будет следующим шагом, который определит дальнейшие перспективы водородной энергетики. Я бы назвал это новым подходом, который в итоге покажет каким именно будет основной промежуточный энергоноситель, в котором мы сможем действительно эффективно хранить максимальное количество энергии.
Ведь, и главной проблемой, с которой сейчас столкнулся сектор ВИЭ, – это как раз вопрос аккумуляции произведённой электроэнергии, потому, что человечество в принципе до сих пор крайне неэффективно хранит полученную электроэнергию. Между тем, это можно делать в химических соединениях. Поэтому сейчас очень важен выбор разумной альтернативы водороду, который произойдёт, как мне кажется, гораздо раньше, чем мы сможем «побороть» все неприятные химические, механические и иные свойства водорода, которые определяются просто его природой.
.
.
Критические минералы
– В последнее время в связи с энергопереходом большую роль стали играть так называемые критические минералы, которые приобрели новое значение. Как, по вашему мнению, это направление будет развиваться, насколько оно перспективно?
– Действительно, если говорить о «зелёной» энергетике, мы, так или иначе, упираемся в проблему редких и редкоземельных минералов, в первую очередь, металлов. Это связано с тем, что в различных компонентах возобновляемой энергетики – это могут быть, как основные средства, так и какие-то расходные материалы – человечеству всё больше приходится в значительном количестве использовать химические элементы из таблицы Менделеева, которые ещё не так давно вообще не рассматривались, как важные и полезные в рамках традиционной энергетики и экономики. И это способствует развитию сразу нескольких значимых процессов.
Во-первых, эти элементы стремительно растут в цене. Ранее какой-нибудь ниобий, тантал или неодим человечество фактически не рассматривало в качестве полезного сырья, тем более – промышленного металла. Но некая, очень абстрактная цена на всю эту «экзотику», безусловно, существовала. Немалая, кстати, как и традиционно – на любую экзотику. Например, килограмм рения стоил просто безумных денег. И было понятно почему – его мировое производство составляло десятки, максимум – сотни килограммов в год. Теперь же, допустим, мощные магниты с неодимом стали обязательной составляющей систем возобновляемой энергетики, без которой современные ветряки просто не будут работать. И в итоге появилась экономически обоснованная цена на все эти элементы и материалы из них. Но она оказалась даже выше, чем самые смелые ожидания, которые можно было бы обсуждать на тот момент, когда они были той самой экзотикой – экспонатом для какого-нибудь школьного музея, где выставлен кусочек неодима, или столичного вуза, где свойства этого элемента исследовала группа учёных.
Второй момент, который тоже значительно повлиял на рост цен, это ограниченность распространения редких и редкоземельных элементов. Недаром же их назвали редкими. Наша планета отнюдь не посыпана этими минералами ровным слоем – они, как и прочие ископаемые ресурсы, сосредоточены в месторождениях, где их концентрация несравненно выше. А крупнейшие эти месторождения, как назло, тоже оказались совсем не там, где их были бы счастливы видеть представители секты «зелёного перехода». Например, на севере Китая – в автономном районе Внутренняя Монголия, благодаря чему КНР смогла построить на своей территории масштабный и эффективный комплекс по добыче, обогащению, переработке и даже выпуску готовых и предготовых изделий из собственных редкоземельных металлов. И теперь практически все страны, которые затеяли и активно включились в «зелёный переход», оказались в прямой зависимости от импорта как редких и редкоземельных металлов, так и изделий или материалов, их включающих. Естественно, они стали искать выходы из создавшейся ситуации.
.
.
И тут выяснился следующий важный момент – бóльшая часть производства редких и редкоземельных металлов сопряжена с достаточно серьёзным вредом для экологии. Соответственно, их категорически не рекомендуется организовывать в районах с плотным населением и развитым сельским хозяйством. Так, одним из ключевых факторов успеха Китая в создании своего редкоземельного комплекса во Внутренней Монголии стало именно то, что природные условия этого региона настолько суровы, что фактически исключают возможность развития там сельского хозяйства (за исключением кочевого скотоводства). И определяют проживание там минимального количества населения, численность которого практически не растёт. Соответственно, разработка месторождений редкоземельных металлов ведётся вахтовым методом фактически на бросовой земле, вдали от цивилизации. Именно за счёт этого организованный здесь производственный комплекс и стал мега-эффективным.
Европейцы тоже начали искать возможности производства редких и редкоземельных металлов, но пока это у них получается плохо. Самый обсуждаемый сейчас вариант – это север Финляндии, где тоже есть руды редких и редкоземельных металлов. Но там крайне сложно будет решить вопрос с фильтрацией токсичных отходов на достаточно богатой водными ресурсами территории. Как и с последующим сбросом полученной в ходе очистки жидкости, надо полагать, в море.
Пойдёт ли на такой риск Финляндия – пока неясно, неизвестно и как отреагируют на всё это государства бассейна Балтийского моря. Но очевидно, что ни Евросоюз, ни США не имеют адекватного решения по созданию безопасной редкоземельной минерально-сырьевой базы на собственных территориях. Поэтому, скорее всего, в качестве центров размещения вредных производств будут рассматриваться страны Африки и Латинской Америки, где тоже есть достаточно серьёзные залежи редких и редкоземельных металлов. Правда, большой вопрос – захотят ли африканцы и латиноамериканцы, сотрудничать на этом направлении с американцами и европейцами, ведущими откровенно хищническую политику при освоении ресурсов в чужих странах.
.
.
Наглядным примером такой политики коллективного Запада является добыча колтана в Конго. Этот минерал, называемый также колумбит-танталит, один из тех редких металлов, который сегодня очень широко используется в мировой электронной промышленности. Кстати, без него было бы крайне сложно представить себе «зелёный переход». Он используется, допустим, в производстве инверторов, которые преобразуют ток солнечных батарей. Так вот, сейчас американские и европейские компании ведут добычу колтана в Африке. Однако декларируя свою приверженность идее «светлого зелёного будущего нашей голубой планеты», производство колумбита-танталита в Конго они почему-то осуществляют с массовым использованием детского труда, с огромными жертвами среди шахтёров, с пренебрежением всеми нормами экологии, когда весь сток токсических отходов идёт в экваториальные реки, загрязняя их бассейны.
Поэтому тот путь освоения редкозёмов, который выбрал Китай, выглядит для стран Африки и Латинской Америки гораздо более взвешенным, ответственным и привлекательным. И та же Боливия, скорее всего, с гораздо бóльшей охотой будет сотрудничать с КНР в добыче собственного лития – это ещё один редкий металл, который необходим для развития возобновляемой энергетики. И по объёмам запасов лития Боливия находится на первом месте в мире. Навряд ли эта страна пустит к себе хищников из США и Евросоюза, которые до сих пор рассматривают Африку и Латинскую Америку, мягко говоря, как свои колониальные владения. И это будет осознанный цивилизационный выбор, диктуемый реальностью.
Таким образом, фактор необходимости освоения редких и редкоземельных металлов стал не только энергетическим, экономическим и экологическим, но и политическим. И всё это будет определять перспективы сегмента критических минералов, крайне важного для наступающего четвёртого энергетического уклада и для будущей новой экономики.
.
.
Атомное противостояние
– США ввели запрет, в соответствии с которым с 12 августа текущего года американцы должны прекратить импорт российского низкообогащённого урана. А специалисты поговаривают о том, что Соединённые Штаты ведут торговую войну против России с целью выдавить её с мирового рынка атомной энергии, также как это делается в секторе нефти и природного газа. Что вы об этом думаете?
– Возможности США в урановом сегменте кардинально ниже, чем в нефтяном и газовом секторах. Потому, что собственная добыча и обогащение в Соединённых Штатах остаются мизерными даже на фоне их собственного потребления этого сырья. А нужно понимать, что порядка 20% мировых атомных энергоблоков сейчас расположены именно в США. Но по производству урана американцы даже близко не дотягивают до двузначных цифр. Впрочем, как и по его обогащению – разделению изотопов. Поэтому, я считаю, что нынешняя обстановка с обогащением и добычей урана будет во многом напоминать ситуацию, сложившуюся между США и СССР времён холодной войны.
Мало кто знает, что первый обогащённый уран (то есть, с повышенным содержанием радиоактивного изотопа уран-235), был закуплен американцами в Советском Союзе в начале 1970-х годов. Это была абсолютно непубличная сделка, которая, кстати, потом имела своё развитие, как все 1970-е, так и все 1980-е годы. США постоянно покупали советский обогащённый уран для своих атомных электростанций (АЭС), столкнувшись с тем, что их собственные мощности по разделению изотопов недостаточны для обеспечения работы всех построенных американских АЭС. А их было огромное количество – более 100 реакторов было введено в строй на конец 1970-х.
То есть, американцы – прагматики. В тот момент, когда они принимают какое-то, якобы полностью запрещающее решение (закон) по импорту критического минерала, то всегда оставляют возможность при необходимости всё равно этот минерал в страну завозить, используя огромное количество различных способов. И, думаю, что сейчас Соединённые Штаты будут действовать точно так же.
Возможно, американцы постараются вывести из прямого присутствия на своём рынке компанию TENEX – это фактически подразделение Росатома, которое осуществляет поставки российского обогащённого урана в США. И будут контролировать эти поставки уже через свои компании, которые, в этом случае, окажутся «чисты перед законом», хотя фактически будут поставлять тот же самый российский уран или российскую же разделительную работу. То есть, ту работу, которая проведена российскими газовыми центрифугами по увеличению доли изотопа урана-235.
Там можно найти огромное количеств схем. Допустим, бóльшую часть разделения можно проводить в России, потом доводить уран до соответствующего содержания урана-235 на европейских центрифугах. Мы, кстати, наглядно видели подобный подход, например, на нефтяном рынке, когда российское сырьё смешивали с продукцией третьих стран, допустим, в Латвии, и получали «латвийскую» нефть. А такая нехитрая «арифметика» всегда будет у американцев в чести. И без проблем будет использоваться на рынке атомной энергетики, поскольку примерно 40% разделительных мощностей в мире по-прежнему расположены в России. А без них мировой баланс по разделительной работе, которая необходима для действия атомных реакторов, никак не может сойтись.
Причём, решить эту проблему за год-два невозможно, поскольку это связано с необходимостью создания новых огромных мощностей по разделению изотопов, которые сейчас попросту отсутствуют. По крайней мере, свободных мощностей – нет. Ни в США, ни в Евросоюзе они не появятся по мановению волшебной палочки. Они могут появиться в результате большой, длинной, напряжённой и тяжёлой работы, которую на Западе, да и нигде больше, никто даже и не начинал. И то, что нет инвестиционных проектов по созданию новых заводов газовых центрифуг (формально они есть, но не реализуются), – один из показателей, которые я рассматриваю как фактор того, что Соединённые Штаты ещё очень долго будут зависеть от российской разделительной работы. Хотя это всё может всячески маскироваться в рамках какого-нибудь управленческого или бухгалтерского учёта.
И – второй важный момент. Выдавить Росатом с рынка, на котором многие государства сейчас заказывают реакторы и строят их на своей территории, не имея при этом своих ядерных технологий (а это фактически 90% всех стран мира), в принципе нереально. Потому, что технологиями постройки реакторов обладают в настоящий момент Россия, Китай, Индия, Евросоюз (Франция и Германия, хотя последняя давно не афиширует своего участия во французских проектах), США и Канада (последняя, теоретически, может что-то построить, хотя уже давным-давно этим не занималась).
.
.
– А разве коллективный Запад не в состоянии собрать весь свой потенциал и создать необходимые ему разделительные мощности, допустим, в Австралии, которая является крупнейшей страной мира по запасам урана?
– Запасы в данном случае – далеко не самое главное, как, впрочем, и объёмы производства. Речь идёт о реакторах и топливе для них. Мало добыть природный уран. На самом деле, сегодня необогащённый уран могут сжигать только канадские реакторы CANDU (CANada Deuterium Uranium), которые есть только в самой Канаде и, частично, в Индии. То есть лишь две страны – и это меньше 50 реакторов, а новые сейчас строятся только в Индии. Все остальные реакторы в мире работают на так называемом низкообогащённом уране, для которого необходима разделительная работа – обогащение сырья на заводах с газовыми центрифугами. Это основной способ разделения изотопов и повышения доли урана-235. А по этим мощностям – в России порядка 40% мирового парка газовых центрифуг. Без этих 40% не сходится мировой баланс потребления обогащённого урана. Российские центрифуги невозможно выкинуть из этого уравнения, поскольку сразу рассыплется весь рынок. Поэтому за разделительной работой в любом случае придётся обращаться к России.
Создать альтернативу этим 40%, безусловно, можно. По крайней мере, теоретически. При очень большом желании – лет за 10 коллективный Запад мог бы это сделать, если бы задействовал весь свой потенциал. Но ещё раз подчёркиваю, что лично я такого желания не вижу. Хотя тут одного желания было бы явно недостаточно, потребовались бы не просто огромные, а колоссальные деньги, а на такие расходы, похоже, никто не готов идти. Поэтому гораздо проще каким-то контрабандным способом, например, смешивая российскую разделительную работу с европейской, рассказывать, что этот уран обогащён в Евросоюзе.
Мало того, если вернуться к реакторам, то важно понимать ещё и то, что у пяти стран из шести (то есть, у всех, кроме России), способных их построить на современном уровне, есть те или иные существенные проблемы. У каждой из пяти. И только Росатом может строить реакторы «под ключ» без каких-либо серьёзных ограничений.
Так, у США сегодня огромные проблемы с их реактором AP1000, поскольку выяснилось, что он крайне плохо себя зарекомендовал в Китае. Вплоть до того, что китайцы фактически выкинули Westinghouse Electric Company со своего рынка. Хотя были планы построить при помощи американцев целые четыре новые АЭС, с десятком реакторов. А сейчас эти невостребованные площадки переданы Китаем Росатому. Вот вам пример честной и нормальной конкуренции. Никто американцев с китайского рынка не выталкивал – они сами построили настолько некачественные реакторы, что китайцы вынужденно, но обоснованно отказались от дальнейшего сотрудничества с ними.
То же самое касается и французов. Например, они уже почти 20 лет (начиная с 2006 года) строят реактор в Финляндии. И только в нынешнем году его, наконец-то, собираются подключить к сети. Для сравнения: реальные сроки строительства реакторов Росатомом – пять-шесть лет. То есть, французы уже потратили почти в четыре раза больше времени, не говоря уже о том, что там огромный перерасход по бюджету.
То же самое происходит и непосредственно в самой Франции, на северо-западе которой, в регионе Нижняя Нормандия, строится новый блок на АЭС «Фламанвиль» (Flamanville). Там реактор также до сих пор не запущен, поскольку есть проблемы с качеством проведения работ.
Аналогичная ситуация и с французским реактором EPR-1600, который, хотя всё-таки и был построен и запущен в Китае, однако после этого китайцы без особых объяснений приостановили дальнейшее сотрудничество с Францией на этом направлении. По крайней мере, о выделении новых площадок под EPR-1600 в итоге речи уже не идёт, а какая судьба ожидает уже предоставленные – можно разве что гадать.
.
.
Показательная история произошла и в Турции. Как известно, Росатом там строит АЭС «Аккую» (Akkuyu) – в ближайшее время, думаю, что уже в конце этого или в начале следующего года будет произведён энергетический пуск первого энергоблока. Помимо этого, есть ещё два турецких проекта строительства атомных станций – АЭС «Синоп» (Sinop) и АЭС «Стамбул» (İstanbul – название условное, просто площадка расположена под Стамбулом). Изначально предполагалось, что на этих двух площадках будут возводиться станции на базе западных и японских технологий, естественно, с привлечением соответствующих компаний. Однако после аварии на АЭС «Фукусима» (Fukushima) и провала американцев в Китае с реактором AP1000, глава Турции Реджеп Эрдоган обратился напрямую к российскому президенту Владимиру Путину с предложением, чтобы строительство АЭС «Синоп» и АЭС «Стамбул» тоже взял на себя Росатом.
И это – очень важный показатель, ведь, Турция как-никак – член НАТО. Но энергетический и экономический выбор делает в пользу Росатома. Прежде всего, в силу того, что российские атомные технологии надёжней и дешевле, потому что Россия строит быстро и качественно. И без каких-то последующих технических проблем в период дальнейшей эксплуатации этих реакторов. В то время, как европейцы и американцы этим похвалиться не могут. Оказалось, что за 15-летний перерыв в строительстве АЭС, который был в США и Европе, начиная с 1990-го и практически по 2005 год, они растеряли многие компетенции в атомной отрасли, которые сейчас пытаются вернуть. Но далеко не факт, что у них это получится в полной мере.
Поэтому я смотрю с достаточным оптимизмом на будущее российских проектов в мировой атомной энергетике. Какие-то страны однозначно будут отказываться от сотрудничества с Россией, но исключительно по политическим мотивам. Так, например, поступила Чехия, которая фактически из тендера по АЭС «Темелин» (Temelín) исключила Росатом по чисто политическим соображениям, что особо даже не скрывалось. Но соседняя Венгрия для постройки АЭС «Пакш» (Paksi) даже не рассматривает какие-то другие предложения, кроме тех, что представил Росатом. Формально, конечно, в тендере будет ещё кто-то участвовать, но все прекрасно понимают, что официальный Будапешт выберет Росатом по массе объективных причин, которые являются для Венгрии гораздо более важными, чем членство в ЕС и НАТО, которые кто-то рассматривает в качестве основополагающих факторов для принятия решений по развитию своей атомной отрасли.
Можно предположить, что «атомный мир» просто разделится между США (и их сателлитами), которые по-прежнему будут стараться строить реакторы своего дизайна, и другими государствами, которые, обладая достаточной долей суверенитета для принятия национально ориентированных решений, будут руководствоваться, прежде всего, соображениями собственной энергетической и экологической безопасности, и, не в последнюю очередь, экономической выгоды. Из всех возможных вариантов в этом случае они объективно выберут именно Росатом.
.
.
– Не секрет, что в последнее время очень серьёзно продвинулся в развитии своего мирного атома Китай. Насколько серьёзно?
– КНР строит реакторы собственного дизайна уже на достаточно хорошем уровне. Активно формируется китайская национальная школа атомной энергетики и строительства АЭС. Во многом эта школа самобытная, но опирается на российский, французский и американский опыт. Кстати, все упомянутые проекты, которые в КНР реализовывали США и Франция, несмотря на всю их неудачность, принесли Китаю огромный опыт, поскольку китайцы сделали для себя массу крайне полезных выводов. А благодаря этому – организовали собственное производство, использовав всё самое лучшее из американских и французских технологий.
За пределами китайской территории КНР также намерена строить в зоне своего влияния АЭС собственного дизайна. Например, речь может идти о Пакистане, который сейчас, в силу его сложных взаимоотношений с Индией, опирается в национальной программе развития атомной энергетики как раз на Китай.
Поэтому нужно быть готовым к тому, что уже в ближайшей перспективе КНР будет выступать в качестве заметного игрока на мировом рынке атомной энергетики. И, кстати, также не следует упускать из виду Индию.
.
.
Естественный процесс
– И, подводя итог, как вы оцениваете перспективы развития глобального энергетического рынка в целом? И что в нынешней ситуации вы порекомендовали бы делать России?
– В обозримой перспективе человечество неизбежно будет наращивать потребление энергии. И, главным образом, электрической. Связано это с тем, что большинство стран мира до сих пор очень серьёзно отстаёт от того уровня использования энергии, который им необходим для нормальной, хотя бы относительно комфортной жизни, а тем более для поступательного развития. Причём, многие отстают в разы. То есть, если условно на каждого американского потребителя приходится 20 кВт⋅ч потребления за сутки, на российского – 10 кВт⋅ч, то на какого-нибудь потребителя в Африке – менее 1 кВт⋅ч. Поэтому рост будет не на проценты, а в разы. И этот рост будет удовлетворяться различными энергетическими системами, часть из которых будет локальными (например, благодаря ВИЭ), а часть – централизованными, поскольку крупным городам и промышленным центрам без них уже просто невозможно обойтись.
Для централизованных систем будет важен фактор международного сотрудничества, потому, что их создание и функционирование связано, как правило, с реализацией крупных проектов с участием зарубежных технологий и иностранного капитала. Вероятно, что в качестве таких импортных технологий в мире всё больше будут использоваться российские наработки, в частности, если речь идёт об атомной энергетике, которую без проблем можно организовать в любой стране – вне зависимости от климата и природных условий. Это будет определяться исключительно тем, насколько нужна дешёвая возобновляемая энергия тому или иному государству. В большинстве случаев она будет нужна, поскольку, если убрать политику, чистая экономика диктует использование атомной энергии как основополагающего элемента для энергетического баланса любой страны.
Соответственно, у России всегда будут серьёзные возможности для экспорта своих энергетических технологий. Тем более, что они будут совершенствоваться и внутри страны, так как потребление энергии на российском внутреннем рынке тоже растёт. Ведь, мы по-прежнему используем лишь около 50% энергии от американского уровня (в расчёте на душу населения), а, соответственно, нам есть куда расти. Даже с учётом того, что российская модель развития экономики отличается от американской, можно предположить, что объём потребления энергии у нас легко увеличится в последующие 20-25 лет ещё как минимум в 1,5 раза. И это потребление нужно поддерживать производством собственной энергии. Которая частично будет электрической, частично останется химической – что неизбежно для наших условий, особенно на северных территориях страны, где любые системы накопления электроэнергии резко теряют в эффективности.
.
.
И нужно рассматривать это как естественный процесс развития нашей страны, не останавливать его. В излишнем потреблении энергии не вижу ничего постыдного. Как сейчас утверждают представители коллективного Запада и адепты «зелёного перехода» – надо беречь природу, а потому – кардинально снизить потребление энергии. Возникает резонный вопрос – зачем? Если использование энергии всегда было одним из главных факторов в развитии человечества. Природу нужно беречь – безусловно. Эффективность любой человеческой деятельности, в том числе в энергетическом секторе, необходимо повышать до максимально возможного уровня – да. Но нельзя искусственно и бездумно ограничивать потребление энергии, поскольку это равносильно лишению растущего организма необходимых для его нормального развития веществ.
В этом контексте России нужно использовать свои преимущества, отталкиваясь от того, что у неё есть эффективные технологии в сфере энергетики. И эти технологии равно применимы, как для использования внутри страны, так и для экспорта в те государства, где это будет экономически оправданно (в том числе для самой России) и политически возможно.
Касательно мирового сегмента нефти и газа – повторюсь: можно и нужно говорить о том, что этот сектор хоронить не только слишком рано, но просто глупо и совершенно бессмысленно. То количество углеводородов, которое разведано и расположено, в том числе, в пока ещё трудноизвлекаемых залежах, в несколько раз превосходит всё то, что уже добыто и использовано человечеством. Этими ресурсами смогут пользоваться как минимум ещё несколько поколений. Причём, это актуально как для мира в целом, так и для России в частности.
Беседу вёл Денис Кириллов