Прочитал довольно интересные посты об африканских армиях… (в частности https://t.me/Oleg_Bazaleev/2895 и https://t.me/Oleg_Bazaleev/2896)…
Есть у меня два соображения относительно этого – хорошее и плохое 🙂
Хорошее – очень глубоко и верно отмечены определённые особенности, свойственные органам правопорядка и вооруженным силам африканского континента. С большим удовольствием встречаю хороший анализ африканских реалий – явление довольно редкое на фоне общей тенденции, что про Африку в русском сегменте сети можно писать всё, что угодно.
Плохое – обобщение или генерализация здесь не работают. Но это, в общем-то, простительно. Обобщение, желание «сказать за всю Одессу», очень свойственно экспертам в отсутствии серьёзного многолетнего опыта работы на чёрном континенте, «на земле». Это немножко напоминает средневековые карты, где Африка, в общем, за некоей проведенной границей, именовалась «землёй чёрных людей».
Ну, и, вообще, я противник обобщений при недостаточном количестве информации и неуверенном знании «матчасти».
Африка – это более полусотни независимых государств. Даже отделив страны Северной Африки и Магриба, найти какие-то их общие черты достаточно сложно. «Вся Одесса – очень велика». По секрету, могу сказать, что африканцы даже и чёрные-то совсем неодинаково.
Тем не менее, анализ африканских армий – тема интересная, хотя бы в аспекте участия России в борьбе с терроризмом в странах Сахеля, подразумевающее совместные действия российских подразделений с формированиями национальных армий.
Чтобы найти какие-то обобщённые черты, прежде всего, необходима достаточно чёткая классификация вооружённых сил стран чёрного континента. А сделать это не так просто, ведь, политические режимы здесь меняются, а, вместе с этим, трансформируется и структура вооружённых сил. Если мы сравним армию ЮАР до Манделы и после – это совершенно разные структуры.
Тезис о том, что преемственность, по крайней мере, в контексте того, что армии независимых государств сформировались здесь на основе колониальных войск, в общем случае – тоже неверен.
Это зависит и от колониальной политики формирования вооружённых подразделений, которая сильно отличалась в зависимости от практик каждой из метрополий. Как и от характера обретения независимости – очевидно, что в армиях бывших португальских колоний и, например, в Зимбабве, мало что сохранилось от колониального уклада.
Серьёзный отпечаток на региональные армии наложили и гражданские войны – вооружённые формирования Руанды и Чада создавались победителями на основе своих парамилитарных подразделений, а, соответственно, имеют уже совершенно иные черты.
Исторически определённая кастовость африканских военных, когда колониальные подразделения формировались на основе какого-то титульного этноса, тоже не верна – водоворот мировых войн и насильная мобилизация изменила этот принцип. Антиколониальные движения и гражданские войны также изменили характер формирования армий.
Вообще, колониальный принцип формирования титульного этноса отличается в разных странах Африки. Например, титульный этнос в Нигере в колониальный период – джерма. В соседнем Мали этот же этнос известен как сонгаи, и достаточно маргинализирован. В то же время, и джерма и сонгаи служат в вооруженных силах Нигера и Мали.
Кроме того, армии африканских стран сами по себе неоднородны. Не говоря уже о том, что формирование сухопутных войск отличны от ВМС и ВВС, во многих государствах существуют специализированные подразделения, так называемая «преторианская гвардия» действующего режима, которая отличается, как по предназначению, так и по составу.
Коррупция – явление интернациональное, в африканском обществе оно, как правило, ограничено высшими эшелонами власти. И армия здесь – не исключение. У какого-то полковника могут появиться возможности, а лейтенант живет на зарплату. Существует определённая система противовесов, ограничивающая распространение этого явления.
Например, очень упрощенно, вопрос о приобретении какой-то военной техники и вооружения, как правило, результат согласования между руководством подразделения, управления материального обеспечения и генштаба. Отсутствие консенсуса между участниками делает эту сделку невозможной, но, при этом, совершенно необязательно, что все участники схемы должны быть бенефициарами.
Слишком акцентированное влияние какого-то клана? Эти кланы есть, но они меняются в течение времени, и в современный период не имеют ярко выраженной этнической окраски. Попытки искать какие-то формы влияния родовой аристократии и религиозных лидеров на армию, на офицерский корпус – не более чем конспирология.
Возвращаясь к вышесказанному, существующее лобби, завязанное на поставки вооружений, не являются константой, в них могут присутствовать постоянные члены, в том числе из исторической знати, но их вес, с точки зрения принятия решений, меняется в зависимости от целого ряда причин. И, прежде всего, от существующего режима.
Аналогично это происходит и с точки зрения непотизма – явление это, несомненно, присутствует, но оно также волатильно. Сложно найти какую-то страну, где эта тенденция имела бы какой-то инвариантный от действующего режима характер. Смена режима обычно вызывает «перетасовку» кадров до оперативного уровня, где ротация может вызвать проблемы в функционировании института в целом.
Но есть, конечно, и общее. Армия – это государственный институт, неразрывно связанный с обществом. И проблемы общества неизменно переносятся на проблемы армии. В силу особенности этого института, деятельность которого регулируется дисциплиной и субординацией, в нём происходит формирование надэтнической и надрелигиозной категории «военнослужащий национальной армии».
Это, своего рода, плавильный котёл, в котором происходит частичная этническая деконструкция и принимается религиозная терпимость. Поэтому этот институт наименее подвержен эрозии и деградации. Он остаётся одним из немногих механизмом социального лифта, как уже говорилось выше, но офицеры оперативного звена инварианты от смены режима. Это очевидно – кому-то же надо родину защищать. Исходя из этого, армия является наиболее уважаемым государственным институтом.
Но, как часть общества, вопросы дефицита социальной справедливости влияют и на армию. И это, прежде всего, конфликт из-за слишком сильного расслоения, главным образом между центром и окраиной. Происходящий конфликт в Судане – это не война между претендентами на власть генералами Бурханом и Дагло, не этнический конфликт между этносами джаалин, из которых преимущественно формировался офицерский корпус, и ризегат, основой групп «джанджавидов» Дарфура, составляющих «Силы быстрого реагирования», а борьба за справедливое распределение политической власти и ресурсов страны.
Общим для африканских стран является определённая тенденция к политизации армии, стремление правящих кругов превратить её в инструмент режима. Этим, отчасти, и объясняются военные перевороты, мятежи и вооруженные конфликты в африканских государствах.
Ну, и самое главное.
Большинство африканских армий находятся на очень низком уровне боеспособности. Это – одновременно и беда, и вина африканских государств.
Причины у всех индивидуальные, наиболее распространённые – это колониальное наследие, бедность и неправильно расставленные бюджетные основы. Коррупцию можно дипломатично вставить в бюджетные приоритеты, роль которой в снижении уровня боеспособности очень велика.
Колониальное наследие выражается в том, что с самого начала независимости национальная армия имела скорее декоративный характер – ключевые вопросы национальной безопасности возлагались на бывшую метрополию.
Большинство стран имеют серьёзные проблемы с систематическим непрерывным военным строительством, недостаточный уровень подготовки личного состава, включая сержансткий, офицерский и технический. Низкий уровень планирования и подготовки операций, взаимодействия подразделений и родов войск. Чудовищный разрыв в уровне подготовки различных подразделений. Отсутствие системного подхода в обеспечении армии техникой, вооружений, средствами транспорта, связи т.д. и т.п.
Об этом можно говорить много и долго – уровень низкий, но единственное решение – системная военная реформа.
Те, кто служил в армии на низовых офицерских должностях, знает, перефразируя закон о передаче данных, что боеспособность подразделения напрямую зависит от боеспособности самого последнего бойца. Боеспособность соединения – напрямую зависит от боеспособности самого слабого подразделения. И факт низкой эффективности африканских армий в решении комплексных боевых задач – тому наглядное подтверждение.
Это, кстати, к вопросу о совместных действиях с африканскими армиями. Их необходимо подготовить, довести до достойного уровня, либо же смирится с тем, что будет так, как есть…
Есть и другой вариант – действовать, например, как американская армия во Вьетнаме или советская армия в Афганистане. Вопрос в том, какой результат мы хотим получить…