– Алексей Евгеньевич, в какой ситуации сегодня оказалась мировая ядерная отрасль?
– Атомная энергетика находится в состоянии, которое можно охарактеризовать как неуверенный ренессанс. То есть, с одной стороны, наблюдается тенденция к возрождению отрасли, с другой – процесс этот идет не слишком уверенно.
Игроки
– Так, появилось сразу несколько новых игроков, которые стремительно ворвались в атомную энергетику. Они не только активно развивают ядерную промышленность на национальном уровне, но и стремятся выйти на глобальный рынок. В первую очередь, это, конечно же, Китай. Кроме него – Южная Корея, которая запустила собственную программу строительства энергоблоков и уже выходит со своими ядерными технологиями на Ближний Восток. А также Индия, которая пока в большей степени занята решением внутренних энергетических проблем. В этих трех странах развитие атомной энергетики идет более чем уверенно.
В то же время, уже состоявшиеся мировые игроки, которые до относительно недавнего времени занимали в глобальной ядерной отрасли ключевые места и выступали здесь фактически законодателями мод, с огромным трудом пытаются возвратить себе завоеванные прежде позиции, которые в последние десятилетия были потеряны. В первую очередь это касается США. В меньшей степени – Франции. И, частично, Японии, которая так до сих пор и не смогла оправиться от последствий аварии на АЭС «Фукусима-1» 2011 года. Кстати, именно эта страна утратила ведущие на тот момент позиции в мировой ядерной отрасли.
Помимо этого, есть Россия. Она активно участвовала в строительстве атомных реакторов первого и второго поколения, которые сейчас являются самыми многочисленными в мире. И сегодня имеет в своем распоряжении реактор третьего поколения ВВЭР-1200. Такие реакторы устанавливаются в проект российской АЭС-2006 – атомной станции нового поколения «3+» с улучшенными технико-экономическими показателями. В настоящий момент это, пожалуй, самый успешный и наиболее распространенный реактор третьего поколения на глобальном рынке. То есть, если собственные разработки США и Франции пока страдают от целого букета «болезней роста», то в России с третьим поколением всё в порядке. У нас уже запущены референтные блоки на собственной территории, осуществляются поставки реакторов на экспорт – речь идет, прежде всего, о Белорусской АЭС.
У ВВЭР-1200 прослеживается уверенная преемственность предыдущих поколений. В первую очередь, это ВВЭР-1000 – основной реактор второго поколения, разработанный еще в Советском Союзе. Его строили вплоть до последнего времени и в России, и за рубежом. В частности, осуществлялась достройка двух блоков на Украине. А переход на ВВЭР-1200 – это увеличение мощности и КПД, а также очень серьезное усиление безопасности. В частности, здесь уже на реакторе установлены и пассивное охлаждение, и ловушка расплава, и масса других систем, которые как раз и характеризуют третье поколение безопасных реакторов.
В мире ВВЭР-1200 имеет очень сильные позиции в силу того, что эти блоки уже действуют в России на Нововоронежской АЭС, запускаются на Ленинградской АЭС-2. А, помимо поставок, как уже было сказано, на Белорусскую АЭС, развивается активное сотрудничество на этом направлении с Китаем.
«Уникальный» Китай
– Кстати, что касается формирования атомной отрасли, это уникальная страна. Китай очень долго выбирал между российскими, американскими и французскими реакторами третьего поколения. Но в итоге решил, что должен иметь все существующие модели. Поэтому на сегодняшний день в Китае уже запущены в эксплуатацию четыре блока американского реактора AP1000. Одновременно действует французский EPR-1600, который уже доброе десятилетие никак не могут ввести в строй не только в Европе, но даже в самой Франции. А также идет подготовка к строительству российского ВВЭР-1200.
– Китай славится тем, что успешно «заимствует» чужие технологии, на основе которых затем создает свои собственные. Здесь аналогичная ситуация?
– Китаю действительно удалось получить всё самое лучшее из французских разработок. А американцы вообще прокололись по полной программе. В итоге китайцы фактически полностью заимствовали технологию реактора AP1000, разработанную Westinghouse Electric Company. И создали на ее основе реактор CAP-1400. Причем, они нарастили его мощность с 1100 до 1400 МВт. И сейчас CAP-1400 считается уже чисто китайской разработкой, в которой американские комплектующие и материалы используются по минимуму – почти всё производится непосредственно в Китае. Именно поэтому КНР в ближайшее время может стать очень серьезным игроком на рынке атомных реакторов третьего поколения.
Между тем, получить российские технологии китайцам так и не удалось – Росатом отказался передавать Китаю полную документацию даже по ВВЭР-1000. Поэтому китайцы, хоть и будут строить российские реакторы третьего поколения, львиную долю технической и технологической документации, а также самые последние отечественные наработки, связанные с конструкцией ВВЭР, Росатом передавать Китаю совершенно определенно не намерен.
В частности, это касается наших шестигранных твэлов, которые позволяют очень плотно укладывать тепловыделяющие элементы в активную зону реактора. Это особенность российского, а в прошлом – и советского дизайна. Конечно, можно спорить о том, насколько совершенны у нас турбины. Например, в конструкции французского EPR-1600 всего одна турбина мощностью 1600 МВт, что, в принципе, очень удобно. А в российских реакторах самые большие турбины стоят на ВВЭР-1200. Соответственно, по уровню турбинного оборудования мы вроде бы проигрываем конкурентам. Но это можно рассматривать и как преимущество. Потому, что в итоге сам корпус реактора, в котором расположены твэлы, у нас получается существенно меньше. А раз так, то и всё обвязывающее реактор оборудование – прежде всего, системы безопасности – получается более компактным и, следовательно, более дешевым. Причем, без всякого ущерба для производительности, КПД или безопасности всей конструкции. Именно это и делает отечественные реакторы третьего поколения более привлекательными по сравнению с французскими и американскими.
– Для успешного развития такой стратегической отрасли как атомная энергетика важно контролировать все существующие переделы ядерного цикла. Как у нас обстоят дела с этим?
– Если говорить о России, наша страна по-прежнему сохраняет контроль над обогащением урана и, в значительной мере, над его добычей. Причем, не только на своей территории.
«Мягкий диктат»
– В самой России отечественными предприятиями добывается не так много урановой руды, содержащей смесь двух изотопов – Уран-238 (U-238) и Уран-235 (U-235). Примерно 5,4% от общемирового производства. Однако тут не всё так просто. Дело в том, что российская государственная корпорация Росатом контролирует целый ряд сырьевых активов за рубежом через канадскую компанию Uranium One, которая добывает урановую руду в Казахстане, Намибии, Танзании, Австралии, Канаде и даже в США. Кстати, она ведет активную деятельность и в России, добывая в нашей стране порядка 8,2% объемов от общемирового производства урановой руды. Это – в дополнение к уже упомянутым 5,4%, которые приходятся на чисто российские предприятия. Помимо этого, Россия имеет крайне сильное влияние на сектор добычи урановой руды Казахстана. А, напомню, что эта срана – первый в мире производитель урана из руд, на долю которого приходится 40,6% общемирового объема добычи этого сырья. Формально ключевым производителем урана в Казахстане (около 22% мировой добычи) является государственное АО «НАК “Казатомпром”». Однако отраслевые эксперты констатируют, что стремительный рост с 2009 года производства казахского урана в значительной степени определяют именно российские технологии и специалисты. А топ-менеджмент «Казатомпрома» находится в постоянной, крайне тесной связи с Россией. При этом, нашей страной и Казахстаном проводится согласованная маркетинговая политика на внешних рынках.
Естественно, что такое положение дел, своего рода «мягкий диктат» на глобальном рынке, совершенно не нравится США. И немудрено, ведь Соединенные Штаты – основной потребитель урана в мире. Достаточно сказать, что сегодня там работает более сотни ядерных энергоблоков. Ситуацию усугубляет то, что, при объемах потребления урана примерно в 29% от глобального показателя, США добывают на своей территории меньше 1% сырья. То есть, Соединенные Штаты практически полностью зависят от импорта, бóльшая часть которого идет как раз из Казахстана и России. Впрочем, поскольку в данном случае США выбирать особо не из чего, то американцы не слишком возмущаются таким положением дел.
Обогащение
– Но нужно понимать, что сам по себе природный уран не является решающим ресурсом. Потому, что, после получения из руды базового сырья (в химическом соединении – оксиде или гексафториде), необходимо провести разделение изотопов. В данном случае нужно больше U-235 (уран реакторного обогащения) и меньше U-238 (так называемые «хвосты»). Соответственно получаем обогащенный и обедненный уран. А чтобы произвести обогащение, нужны достаточно сложные технологии и оборудование.
В мире пытались использовать разные способы обогащения. Например, газо-диффузный, который в итоге оказался слишком дорогим по себестоимости. Американцы хотели задействовать лазерный способ, но затем отказались от этой идеи. В результате сегодня практически всё обогащение урана в мире осуществляется с применением газовых центрифуг. А Россия контролирует порядка 43% соответствующих мощностей от тех, что есть на глобальном рынке. Правда, используются они не все, так как этих мощностей в мире несколько больше, чем требуется. Поэтому в действительности на долю нашей страны приходится примерно 35-40% глобальных объемов работы по разделению изотопов.
В то же время, крупнейшим потребителем мировой разделительной работы являются США. Однако они контролируют всего лишь 8% мощностей газовых центрифуг от всех имеющихся, тогда как потребности Соединенных Штатов составляют более 30% от глобальных объемов разделительной работы. Поэтому американцы вынуждены докупать на рынке порядка 12-15% обогащенного урана. Остальное сырье для ядерных реакторов США получают за счет «переработки» оружейного урана.
Как известно, за прошлый век в мире было накоплено огромное количество оружейного урана. Но уже давно стало понятно, что, даже для того, чтобы уничтожить всю нашу планету, ядерного оружия нужно на порядок меньше. Поэтому США и Советский Союз, а затем и Россия стали сокращать свои избыточные ядерные арсеналы. А оружейный уран «перерабатывать» в реакторный. Для этого достаточно просто взять полученные в ходе обогащения ядерного топлива «хвосты» (U-238) и смешать в определенной пропорции с оружейным ураном (U-235). И Соединенные Штаты до сих пор этим активно пользуются, чтобы компенсировать недостаток собственной добычи и разделительных мощностей.
Правда, стремление американцев получить максимальную выгоду за счет этого, сыграло злую шутку с ядерной отраслью США.
Прибыль вместо развития
– В 2013 году закончилось действие 20-летнего межправительственного соглашения ВОУ-НОУ между Соединенными Штатами и Российской Федерацией, которое предусматривало переработку российского высокообогащенного оружейного урана в топливо для американских атомных электростанций (низкообогащенный уран). Многие у нас расценивали условия такой утилизации как кабальные. Потому, что Россия, в соответствии с упомянутым документом, отдавала свой оружейный уран США фактически за бесценок. Между тем, в результате столь невыгодной для нашей страны сделки все американские проекты по развитию мирного атома оказались неконкурентоспособны – наличие большого количества «дармового» российского высокообогащенного урана крайне негативно повлияло на перспективы создания и развития в Соединенных Штатах как собственных обогатительных, так и добычных предприятий. Но самое страшное – даже не то, что за эти два десятилетия американская атомная промышленность исчезла с карты мира, а то, что вместе с ней пропали и первоклассные специалисты, которые создавали ее в 1970-1980-х. Их просто больше нет. Кто-то из них перешел на работу в другие отрасли, кто-то умер. Но, во-первых, они так никому и не передали свои знания, а, во-вторых, это направление перестало развиваться и совершенствоваться. Поэтому, когда американцы кинулись в середине 2010-х возрождать свою атомную отрасль, выяснилось, что делать это особо и некому. Фактически здесь всё нужно начинать с нуля, а на это потребуются огромные средства и, главное, очень много времени, которого у США нет.
Соответственно, получается, что тот самый ренессанс ядерной отрасли, который все прочили именно Соединенным Штатам (учитывая самый большой парк атомных реакторов, самую мощную инженерную школу и так далее) не случился. И даже реактор Westinghouse на мировом рынке теперь продают китайцы, а не американцы.
Между тем, Россия, даже в самые тяжелые для себя времена, к которым можно отнести, в частности, 1990-е, продолжала поддерживать и развивать свою ядерную отрасль. В итоге за период действия этого крайне невыгодного, казалось бы, для себя соглашения, наша страна фактически монополизировала рынок продаж уранового сырья и услуг по его обогащению.
Сейчас, конечно, американские политики кусают по этому поводу локти, но ничего поделать не могут.
– А в чём, собственно, причины кризиса в мировой атомной отрасли?
– Есть несколько важных факторов, которые наиболее серьезно повлияли на судьбу ядерной промышленности в глобальном масштабе.
Причины деградации
– Во-первых, свою роль сыграла авария 1986 года на Чернобыльской АЭС. После нее по миру прокатилась волна радиофобии. Началась широкомасштабная, массированная и очень агрессивная пропаганда против ядерной энергетики. Результат этого не заставил себя долго ждать. В частности, практически полностью остановилось развитие ядерной энергетики в Западной Германии. В этой стране еще в середине 1980-х реализовывали экспериментальный проект создания высокотемпературного газового реактора, который, кстати, сейчас рассматривается как один из вариантов атомного реактора четвертого поколения. В нем используются не твэлы, как у нас, а шарообразное гомогенное топливо на основе урана, которое вместе с графитом засыпают в гелиевую среду. Но после Чернобыля Германия под давлением «зеленых» отказалась от этого проекта. Реактор, который так и не заработал, был разобран. В итоге эту технологию у немцев выкупил Китай, который теперь сам работает над созданием высокотемпературного газового реактора. Тогда как возродить атомную отрасль Германии сегодня уже не представляется возможным. И дело не только в отсутствии новых технологий и разработок, а также специалистов. Проблема еще и в том, что действующее законодательство этой страны фактически запрещает развитие ядерной энергетики. Германия взяла курс на полный отказ от «мирного атома».
Во-вторых, были и чисто экономические причины. Дело в том, что 1990-е годы стали периодом крайне низких цен на нефть, а, соответственно, на природный газ и уголь, которые привязаны к нефтяным ценам. Поэтому АЭС на достаточно длительное время оказались менее конкурентоспособными по сравнению с тепловыми электростанциями, работающими на нефтепродуктах, газе и, частично, на угле.
Эти два фактора – ключевые. Но, в принципе, можно добавить и еще одну причину, которая стала определяющей для интенсификации процесса деградации мировой атомной отрасли. Это – глобальные политические изменения. Ведь, многие страны свернули свои программы по развитию «мирного атома» вне зависимости от экономической или экологической целесообразности. Почему? После развала СССР и разгрома Социалистического лагеря был период разрядки международной напряженности. Как результат – кардинально снизились потребности в ядерном вооружении. А это, в свою очередь, потянуло за собой и падение интереса к атомной энергетике в целом. Потому, что эти два сектора неразрывно связаны.
Всё это в конечном итоге и стало мощным тормозом для развития мировой ядерной отрасли, которое до этого активно педалировали Соединенные Штаты, Франция, Германия и другие страны Запада.
Что касается России, она чудом избежала участи своих ключевых конкурентов по «мирному атому». Прежде всего потому, что реализация широкомасштабной программы строительства АЭС, начатая еще в советские времена, продолжалась несмотря ни на что. Благодаря чему сохранились и получили развитие соответствующие технологии, технические решения, материалы и кадры. А когда интерес к ядерной энергетике в мире начал восстанавливаться, прежде всего, со стороны таких стран как Китай и Индия, наша страна оказалась во всеоружии. Причем, по всем переделам атомной отрасли.
Поколение научного поиска
– В настоящее время мир стоит перед выбором нового типа ядерных реакторов – четвертого поколения. Пока рассматривается шесть перспективных концепций: быстрый реактор с натрием, быстрый свинцовый реактор, газоохлаждаемый реактор, высокотемпературный газовый реактор, одноконтурный реактор на сверхкритической воде и жидко-солевой реактор. Как вы оцениваете перспективы развития этих направлений?
– Для начала, нужно понимать в какие именно сроки мир действительно способен перейти на четвертое поколение. Это очень важно, так как именно тогда будут понятны перспективы всей проводимой в этой сфере работы. Потому, что сейчас большая часть действующих в мире реакторов представляет лишь второе поколение. В то же время, до сих пор эксплуатируются и АЭС, базирующиеся на технологиях первого поколения. Например, если наша Обнинская атомная станция – уже музей, то японская Фукусима – тоже АЭС первого поколения – до аварии полноценно работала. Просто на ней изначально не было предусмотрено такой системы безопасности, как в реакторах даже второго, а, тем более, третьего поколения. Правда, после аварии все почему-то заговорили о том, что атомная энергетика небезопасна в принципе.
Между тем, именно первое поколение ядерных реакторов в мире поступательно выводится из эксплуатации. Но возникает вполне закономерный вопрос: на что именно их нужно менять? Потому, что делать это надо как можно быстрее, так как в течение ближайших 10-15 лет и второе поколение атомных реакторов будет считаться безвозвратно устаревшим по всем ключевым параметрам. А второе поколение – это уже подавляющая часть реакторов, которые сегодня используются на глобальном рынке. Строились они главным образом в 1970-х. В США, например, в то время их вводилось в строй аж по десятку в год. Но, если в России государственный Росатом осуществляет плановую замену такого оборудования на реакторы третьего поколения, то в Соединенных Штатах этим практически никто не занимается, потому, что все американские АЭС – частные. И это очень большой вызов для США, так как через полтора десятилетия все эти станции должны быть закрыты или заменены на новые. А доля атомной отрасли в энергетическом балансе Соединенных Штатов составляет порядка 25%. Конечно, частично второе поколение можно закрыть третьим. Но это, на самом деле, не самый лучший выход. Дело в том, что фактически третье поколение – это переутяжеленное системами безопасности второе. Ядро же системы оставили практически без изменений. Сейчас большая часть атомных блоков – реакторы на лёгкой воде с тепловыми нейтронами. Это как раз и наши ВВЭР, и французские EPR, и AP1000, и все старые реакторы второго поколения. Разница между ними, конечно, есть, но они как двоюродные братья. При этом, у всех этих реакторов есть недостатки, но их невозможно устранить из имеющихся конструкций, потому, что тогда оборудование просто не будет работать. Поэтому главная задача, которая стоит сегодня перед мировой ядерной отраслью, – усовершенствовать сердце реактора. А для этого нужно создать реактор четвертого поколения. То есть, все ведущиеся разработки – жидко-солевой реактор, высокотемпературный газовый реактор, быстрый свинцовый реактор, быстрый реактор с натрием и так далее – радикально меняют сам принцип конструкции реакторного блока. Так что четвертое поколение – поколение научного поиска.
Энергетический «Грааль»
– Но вы же говорите, что времени мало. А что, если научный поиск затянется? И не будет ли мешать успешности этих изысканий навязчиво пропагандируемая в мире «зеленая энергетика»?
– Думаю, что события, скорее всего, будут развиваться следующим образом. Пока реакторы первого и второго поколения начнут в массовом порядке заменять блоками третьего. А параллельно активизируют отработку технологий четвертого поколения, которые сначала будут внедряться точечно, в экспериментальном режиме. И предполагаю, что к массовому производству блоков четвертого поколения человечество подойдет не раньше 2030-2035-х. Потому, что, помимо решения задачи с кардинальным повышением уровня безопасности, нужно получить ответы на целый ряд не менее важных вопросов. Например, отработать возможность получения на ядерных реакторах не только электричества, но и синтетического топлива. Обеспечить низкую себестоимость как производимой энергии, так и всех выпускаемых попутно продуктов. Запустить реакторы по замкнутому ядерному циклу, который позволит наладить систему воспроизводства собственно урана. Всё это может превратить атомную энергетику в некий энергетический «Грааль». Тем более, что всё это реально возможно.
Так, часть существующих концепций, например, быстрого реактора с натрием и быстрого свинцового реактора, подразумевают использование быстрых нейтронов, которые позволяют осуществлять трансмутацию U-238. В итоге он очень быстро превращается в плутоний-239. Кто-то скажет: «Это же ядерное оружие!». Именно так. Поэтому те же самые американцы всячески противятся развитию этого направления. Но, с другой стороны, французы и бельгийцы, у которых плутония-239 образовывалось больше, чем нужно, спокойно использовали его в MOX-топливе (Mixed-Oxide fuel) весь ХХ век. Они смешивали плутоний-239 с U-235 и получали топливо, на котором прекрасно работали тепловые реакторы.
Что касается «зеленой энергетики», атомные блоки четвертого поколения должны дать ответы, в том числе, и на экологические вопросы. Причем, некоторые из существующих концепций новых реакторов, в случае их реализации конечно, позволят превратить ядерную энергетику даже в более «зеленую», чем, допустим, солнечные панели или ветрогенераторы. Потому, что, если внимательно изучить полный цикл жизни оборудования «зеленой энергетики», открывается отнюдь не такая радостная картинка как рисуют пропагандисты. Между тем, например, высокотемпературный газовый реактор позволяет перейти к водородной энергетике. В частности, получать водород с помощью риформинга воды. Для этого, кстати, потребуется потратить в пять раз меньше энергии, чем при производстве водорода посредством электролиза.
Объективные сложности
– А почему вы не рассматриваете вероятность быстрого прорыва? Может случиться так, что четвертое поколение атомных реакторов появится уже через год-два?
– Не думаю, что это реально. Бессмысленно сравнивать сегодняшнюю действительность с тем, что было в 1960-х, с временем создания ядерной промышленности. Тогда атомная отрасль только зарождалась, а теперь она уже состоялась. А, соответственно, сейчас невозможно что-то быстро создать и стремительно внедрить. Потому, что теперь работа соответствующих компаний и предприятий жестко регулируется, к ним предъявляются крайне высокие требования не только по безопасности, но и по всему спектру деятельности, включая экономику, экологию, охрану труда, социальную ответственность и так далее. Те практики, способы и подходы, которые успешно применялись еще каких-то несколько десятилетий назад, сегодня зачастую попадают в категорию варварских. Накопленные знания, полученные как за счет обычной работы, так и по результатам таких аварий как Чернобыль или Фукусима, заставляют выдвигать повышенные требования по безопасности к технологиям нового поколения. Поэтому они будут отрабатываться очень постепенно и досконально. Рывков и резких прорывов здесь ждать не следует. Соответственно, научные изыскания по всем шести рассматриваемым вариантам, которые позволят выявить наиболее удачные конструкции реакторов четвертого поколения, займут достаточно много времени.
Общая картина
– Но какая-то картина уже вырисовывается или пока мир находится в полной неопределенности?
– Конечно, определенное понимание ситуации уже начинает складываться. Например, знаменитая серия быстрых натриевых реакторов БН успешно осваивается в России. В нашей стране уже эксплуатируется блок БН-600, запущен в строй БН-800. И все расчеты показывают, что БН-1200 – тот же самый турбинный зал, что и у ВВЭР-1200, но только вместо ВВЭР будет стоять реактор с жидким натрием, – уже собираются выводить на внедрение в промышленную эксплуатацию. Таким образом, серия БН, а это как раз технология реактора четвертого поколения, уже подошла к этапу коммерческого использования.
Похожая ситуация с быстрым свинцовым реактором – его также сейчас стараются сделать в России.
Китай, как уже было сказано, осваивает высокотемпературный газовый реактор, технологию которого КНР выкупила у Германии.
Параллельно продолжаются работы над конструкцией однокорпусного реактора в сверхкритической воде. Фактически это попытка перенести в атомную отрасль готовую технологию угольных станций. Сейчас все АЭС работают на низкой температуре, поэтому сильно теряют в турбинном КПД. А основная идея одноконтурного реактора на критической воде – поднять температуру блока. Это позволит выйти на самый высокий турбинный КПД из ныне возможных.
Кстати, ранее это уже было реализовано, правда не на сверхкритической воде. И сделали это англичане. У них есть реакторы, которые работают на углекислом газе. За счет того, что в этих блоках теплоноситель не вода, а СО2, достигаются более высокие температуры. И, хотя можно спорить насколько эффективен сам такой реактор, эти блоки очень хорошо себя зарекомендовали благодаря повышенному КПД в турбинном цикле.
Отдельно можно сказать про жидкосолевой реактор, так как это очень красивая концепция, хотя пока и не слишком жизнеспособная. Здесь нет никаких урановых твэлов или шаров в высокотемпературном газовом реакторе. Просто раствор урановых солей, который курсирует по системе. Между тем, в этой жидкости, которая включает в себе практически все элементы таблицы Менделеева, а также продукты альфа- и бета-распада, происходят самые разные трансмутации. И такую гремучую смесь, тем более еще и в жидком расплаве при температуре в 600-800°C, никакие емкости и трубы просто не выдержат.
Тут сразу вспоминается история про Томаса Эдисона. Как-то к нему пришел молодой ученый. И заявил: «Я изобрел универсальный растворитель». «Прекрасно!», – воскликнул Эдисон. «Мне очень хотелось бы увидеть ту емкость, в которой вы эту субстанцию ко мне принесете».
То есть, в жидкосолевом реакторе мы фактически получаем универсальный растворитель. И хотя попытки создания такого блока предпринимались неоднократно (только в США в 1960-х было построено несколько опытных установок), пока никто так и не смог найти той самой емкости, которая удержит жидкость, получаемую в растворе урановых солей при работе атомного реактора.
Конкуренция энергоносителей
– Насколько атомная энергетика сегодня конкурентоспособна? И как, по вашему мнению, эта ситуация будет меняться?
– Конкурентоспособность атомной энергетики никогда не подвергалась сомнению. Потому, что это становой хребет любой национальной энергосистемы. Она берет на себя всю основную нагрузку – отвечает за базовую генерацию электроэнергии. И, думаю, эта функция атомной энергетики будет сохраняться. В том числе и потому, что она обеспечивает самую низкую себестоимость электричества. Ведь, с точки зрения производства электроэнергии, она практически всегда самая дешевая – это эмпирически доказанный факт. Мало того, атомная энергетика не привязана к нефтяному рынку как угольная и газовая, что делает ее еще более стабильной.
Есть и еще несколько очень важных моментов. Так, когда падает цена на углеводороды, это тянет за собой и «зеленую энергетику» – она конкурентоспособна только при условии высоких цен на уголь, нефть и газ. В то время как атомная энергия такой зависимости не имеет. Второй момент: длительность службы тех же солнечных и ветряных электростанций – порядка 20 лет. А ресурс, который закладывается в атомные энергоблоки, 60-70 лет – минимум. Это крайне важно, например, для США, где сейчас массово выводятся из эксплуатации угольные энергоблоки, пущенные в строй еще в 1960-х.
Есть и еще некоторые особенности АЭС, которые можно рассматривать как плюсы, так и как минусы. В частности, электростанции на угле, мазуте и газе можно остановить при низкой цене на питающее их энергосырье, а с АЭС сделать это одномоментно просто невозможно. Также атомные станции не могут стартовать с нуля сразу до 100-проценной мощности как, допустим, газовые пикеры – потребуется значительно больше времени, чем 15 минут. Но всё это, на самом деле, лишь добавляет атомной отрасли дополнительной стабильности.
Что касается экологии, как уже было сказано, почти все альтернативы атомной энергетике более вредны и опасны, если сравнить их полный жизненный цикл. Одна современная АЭС даже третьего поколения значительно экологичней и безопасней десятка угольных или нефтяных энергоблоков. И всей вместе взятой «зеленой энергетики». С природным газом ситуация, безусловно, другая. Но тут нужно учитывать и экономическую составляющую. Дело в том, что себестоимость добычи нефти и газа в мире стремительно растет. Запасы уже разрабатываемых «легких» месторождений углеводородов постепенно иссякают, а освоение новых «труднодоступных» или сильно удаленных от рынков сбыта залежей требует всё бóльших финансовых вложений. В разработку вовлекается всё больше нетрадиционных ресурсов нефти и газа, затраты на добычу которых на порядок выше, чем традиционных. Атомная энергетика в данном случае находится в более выгодном положении.
Конечно, уран тоже растет в цене, и это также вполне объективный процесс. Рано или поздно закончатся «излишки» оружейного урана. Иссякнут запасы относительно дешевого урана месторождений, которые уже разрабатываются. Первые залежи позволяли производить сырье по 15 долларов за унцию, затем себестоимость выросла вдвое. Сейчас на добычу тратится от 30 до 60 долларов (в среднем – около 40). На следующем этапе будет 60-120 долларов (в среднем – порядка 80). Но это совсем не тот путь, который уже прошла нефть. Во-первых, собственно урана в мире принципиально больше. Во-вторых, переход на четвертое поколение атомных реакторов предполагает вовлечение в технологический процесс тория и плутония, не говоря уже о перспективах запуска замкнутого ядерного цикла, когда начнется массовое использование в реакторах U-238. То есть, себестоимость и цена атомной энергии будет расти, но гораздо медленнее, чем аналогичные показатели, завязанные на уголь, нефть и природный газ. В результате чего атомная энергетика и сохранит функцию базового поставщика электроэнергии в мире.
И я уверен, что даже те страны, которые сейчас непомерно увлеклись «зеленой энергетикой», с этим обязательно столкнутся и будут вынуждены с этим считаться. Например, почему Германия может сегодня так просто отказаться от атомной энергетики? Потому, что она находится в центре единой энергетической системы Европы. Ведь, рядом есть Франция, которая, имея 75% собственной базовой атомной генерации, всегда может помочь Германии с поставками электроэнергии. Более того, французам очень выгодно, чтобы немецкая энергосистема была нестабильна. Потому, что на этом можно неплохо зарабатывать. А Германия будет просто вынуждена покупать французскую атомную энергию, если у нее начнутся сбои в собственном энергообеспечении, например, из-за проблем с «зеленой энергетикой», которых не только можно, но и нужно ожидать.
Так что, по крайней мере в обозримой перспективе, к ядерной энергетике будет приковано очень пристальное внимание. По той простой причине, что работа энергосистемы стран, имеющих свои АЭС, будет значительно более устойчивой, чем тех, которые «мирный атом» не используют. А это вопрос энергетической безопасности.
Поэтому перспективы конкурентоспособности атомной энергетики в мире просматриваются достаточно уверенные.
Потенциал
– Какие страны, с вашей точки зрения, имеют реальный потенциал для вхождения в число обладателей передовых ядерных технологий и укрепления уже имеющихся в этом секторе позиций?
– Сегодня можно констатировать, что Россия сохранила и приумножила свой потенциал, который достался ей в наследство от Советского Союза. Прежде всего, очень важно, что наша страна замкнула на своей территории весь топливный цикл – начиная от добычи урана и заканчивая захоронением отработанного ядерного топлива. Благодаря этому она может развивать как национальную атомную энергетику, так и выступать в качестве активного игрока на глобальном рынке. У нее есть возможность экспортировать передовые российские технологии.
К развитию атомной промышленности США я отношусь крайне скептически. В то же время, считаю, что Европа способна вернуть себе здесь сильные позиции. В первую очередь, Франция. Также не стал бы скидывать со счетов Японию. Хотя большой уверенности в «ренессансе» – французском или японском, не говоря уже американском – у меня нет.
Конечно, на глобальном рынке возникнет новая конкуренция. Основными соперниками России однозначно будут Китай и Южная Корея. Рано или поздно в эту игру включится Индия.
– Индия на это способна?
– У нее уже есть масса очень интересных наработок. Конечно, индийцы пока страдают тем, что должны решить массу собственных энергетических проблем. Но на данном этапе они решают их достаточно быстрыми, хоть и «грязными» способами. Проводят достаточно рискованную политику. Между тем, возможно, именно это приведет их к каким-то интересным открытиям. Грубо говоря, они могут срезать те углы, которые все остальные игроки будут стараться долго и аккуратно обходить.
– А как вы оцениваете старания войти в число обладателей ядерных технологий Ирана?
– Всё, что касается стран, которые представляют для мира какую-то «угрозу», в чём нас пытаются настойчиво убедить, – Иран, Пакистан, Северная Корея – основное опасение здесь представляет возможность получения ими ядерного оружия. С точки зрения «мирного атома», никто из них не представляет собой ничего серьезного. Важно понимать, что ядерное оружие и атомная энергетика – совершенно разные уровни технологического развития. Чтобы сделать атомный реактор, нужна мощная инженерная школа, которой нигде из перечисленных стран просто нет. А чтобы произвести ядерные боеголовки, особого ума не надо. Поэтому, если они действительно заинтересованы в развитии «мирного атома», скорее всего, будут привлекать к строительству ядерных реакторов ключевых действующих игроков мировой атомной отрасли.
Беседу вел Денис Кириллов