О результатах президентских выборов во Франции, их причинах и последствиях рассказывает Анастасия Казимирко-Кириллова
С выборами во Франции произошла вещь, с одной стороны, ожидаемая, с другой — все-таки заслуживающая особого внимания. Популистская “правая” революция споткнулась еще на выборах президента Австрии, а после Франции стало окончательно понятно — Дональд Трамп в США не создал тенденцию.
Да и сам он уже постепенно отходит от первоначального амплуа строителя новой Великой Америки — бомбежки Сирии почти восстановили устоявшийся порядок и расставили кусочки рассыпавшейся-было картины мира по местам.
Но вернемся во Францию. Во-первых, напомним, что, как и в Австрии (и частично в США) ранее, выборы президента продемонстрировали усталость электората от устоявшихся, классических политических форматов.
Все чувствуют, хотя еще и не готовы признать открыто, гибель концепции welfare state. Кризис с беженцами, высокая безработица и резкое падение социальной обеспеченности работающих граждан и их семей показали, что эпоха всеобщего благополучия закончилась и больше не вернется. А значит, за место под солнцем с мигрантами придется бороться, и борьба эта будет неравной.
Годами сменявшие друг друга во власти республиканцы и социалисты уверенно отправились в помойку. При этом соперники на бывших президентских выборах Саркози и Олланд потеряли популярность настолько, что отказались от участия в кампании выборов-2017.
Один из них, к сожалению, все пять лет между этими двумя событиями управлял страной. Олланд в 2012 году победил с минимальным отрывом 51,6% против 48,3% у Саркози. Общий мотив тех выборов был “лишь бы не снова Сарко”. И вот результат, который мы имеем — президент страны, покидающий свой пост с самым низким рейтингом доверия в истории — около 4%.
В классической парадигме непременным победителем должен был стать Франсуа Фийон. Опытнейший номенклатурщик с образцовой политической биографией — единственный отсидел в кресле премьера полный президентский срок и наименее радикальный из представленных кандидатов — с точки зрения как системы, так и обывателя.
Несмотря на ряд черных пятен — например, назначение министром иностранных дел абсолютного чудовища Бернара Кушнера в 2007 году, военная операция в Ливии 2011 года или обвинение в посредничестве между крупнейшими торговыми и промышленными магнатами и политическими лидерами (за умеренную плату), Фийон оставался для всех “нашим сукиным сыном”. В том числе и для России, кстати, но может быть, это его и подвело.
Основание для скандала, похоронившего политические перспективы на этих выборах, и размер госущерба от “кумовства” в пользу жены Фийона Пенелопы насмешит даже собачек-корги российского вице-премьера Шувалова. Вся эта операция выглядела, как скромный повод как раз не победить, но перетянуть голоса у неугодных кандидатов в первом туре и незаметно слиться во втором.
На этом можно поставить жирную точку в истории старейшей в Европе выборной системе и начинать отсчет чистых политтехнологий. Конечно, когда мы говорим о европейской демократии, сразу стоит оговориться, что это не охлократия, то есть, власть толпы, ее не следует и никогда не следовало понимать как прямое потакание желаниям обывателя.
Напротив, система веками и до последнего времени строилась на представлении о том, что представлять интересы государства и защищать различные классы населения должны наиболее влиятельные, талантливые и образованные его представители на основании общественного договора.
И роль народа в данной схеме сводилась к тому, что он выслушивает элиты и соглашается с предложенными ей вариантами. И понятие “лоббизм”, как и “популизм” (о нем мы говорили в предыдущей статье по Франции), не является на Западе негативным. Каждый тянет одеяло в сторону своего избирателя, ибо на это тебя, дружок, и назначали.
Политологи наблюдали, на чьей стороне выступят элиты, и по сию пору пребывают в недоумении. Понятно, что «популистка» Ле Пен со своей программой слишком сильно нарушила бы и так шаткую структуру нынешней Европы. Одно дело Британские острова, которые, в общем-то, всегда были себе на уме и особняком, но Франция все-таки второй столп Евросоюза, без которой Германии одной не удержать баланс и не решить все нарастающие противоречия.
Главными из них, безусловно, являются проблемы национальных производителей и фермеров, а также миграция. Что касается потерь на одних только антироссийских санкциях (которые, напомним, ввел Брюссель), они исчисляются миллиардами евро.
Государства испытывают на себе последствия тех решений, которые они были вынуждены принять ради того, чтобы войти в “европейскую семью” — вырубить фруктовые рощи, уничтожить текстильные фабрики и промышленные предприятия, до этого известные на весь мир. Сейчас уже можно точно сказать, где была для них выгода, а где потери.
И, конечно, волшебное слово “фашизм” еще какое-то время защитит глобалистов от политиков, призывающих вспомнить государственные интересы и позаботиться о положении своего народа, но магия стремительно ослабевает благодаря их же, глобалистов, усилиям.
Что касается беженцев, то здесь элиты также оказались неготовыми к резкому слому системы. Уже упомянутая парадигма Welfare state, действующая аж с послевоенного времени, подразумевала, что все угнетенные и неблагополучные могут приехать и, при определенных усилиях, конечно, добиться успеха.
Сейчас новым людям уже негде реализовывать себя, поэтому социальные блага выдаются им уже просто так, по факту, что конечно не нравится тем, кто добивался того же самого годами, порой будучи, кстати, мигрантами из тех же стран (например, бывших колоний), только сорокалетней выдержки.
Есть и другой фактор. Одно дело — колония, тем более, бывшая. Другое — люди из пылающих разбомбленных стран, из которых до вожделенной Европы добираются лишь самые сильные и озлобленные.
Эта дикая диалектика, в которой одни и те же западные страны бомбят не имеющие к ним отношения государства и поджигают конфликты на Ближнем Востоке, в Азии и в Северной Африке — и они же вешают плакаты “Добро пожаловать!” для беженцев, бегущих от этих конфликтов и бомб.
Обыватель возмущен терактами и агрессией приезжих, забывая о том, что этим людям абсолютно не за что благодарить своих “благодетелей” и то, что с точки зрения коренного гражданина выглядит незаслуженной привилегией, с точки зрения беженца кажется “компенсацией” за понесенные потери.
Да, много и тех, кто подделывает документы, чтобы нажиться на чужом горе. Однако те, кто пережил его по-настоящему, приезжают уже не с желанием “лучшей жизни”, а с черной ненавистью в сердце, которая рано или поздно найдет выход в виде новых и новых всплесков насилия.
Но не будем также забывать, что все эти войны и конфликты с точки зрения Запада вызваны отнюдь не заботой о демократии, но и не желанием убивать всех подряд иракцев, ливийцев, сирийцев и т.д. Это, прежде всего, крупные партнерские проекты с королевствами Персидского залива, крупные сделки между политиками и бизнесменами с обеих сторон.
И вот когда Ле Пен, ничтоже сумняшеся, обещает прикрыть потоки беженцев, она явно ставит под угрозу данные проекты. Можно было бы предположить, что Марин делает это, не понимая подоплеки и думая лишь о гражданах Франции, но история с финансированием кампании Саркози ныне покойным Муаммаром Каддафи широко известна и за пределами Пятой Республики. Ливия – в хаосе, Каддафи – в могиле, а его должник и убийца Саркози спокойно доживает век респектабельного политика с красавицей женой.
Почему проигрыш Ле Пен был столь показательно позорным? Напомним, что Эммануэль Макрон набрал фантастические 66,1%, опередив, например, даже нашего безальтернативного Владимира Путина с 63,6% в 2012 году. Макрон, который появился в этой гонке из ниоткуда, который в свои неполные 40 заработал репутацию острозубого финансиста, защищающего интересы банкиров и бизнесменов, ради которых он легко вычеркнет тех, кто “не вписался в рынок”. Его интересуют деньги, и ничего более.
Это доказывает пресловутый новый трудовой кодекс, продвигаемый Макроном, против которого на улицы выходили сотни тысяч французов. Никаких иллюзий на его счет у французского народа быть не может. Макрон — идеальный механизм, сконструированный для обслуживания финансовых кругов, самостоятельный примерно настолько же, насколько компьютерный терминал, выдающий деньги в банке. Представьте себе победу Анатолия Чубайса или Алексея Кудрина на выборах президента России в 1996 году — чем-то похожая будет аналогия.
И все же, за него проголосовали более 20 миллионов человек, а Ле Пен со своими 33,9% проигрывает сопернику ровно вдвое.
Немыслимый результат для Франции, где разрыв между лидерами за 35 лет никогда не дотягивал даже до 10%, за исключением 2002 года, когда во втором туре Жак Ширак сошелся с отцом Марин, Жаном Мари Ле Пеном, и нанес ему сокрушительное поражение с 82,21%.
Настолько же немыслимы 11,4% у кандидата “Против всех”. В числовом выражении во втором туре пустые или испорченные бюллетени в урны бросили более 4 миллионов граждан! Это, для понимания, больше, чем набрали в первом туре кандидаты Бенуа Амон и Николя Дюпон-Эньян вместе взятые.
Это говорит о том, что недовольство и дух отрицания во французских гражданах (и части промышленных элит) уже проснулись, но пока не решили, куда себя направить. Если существуют, как говорят многие политологи, “четыре Франции”, будущая их участь незавидна. Интересы населения едва ли будут учитываться, а как актив Макрон реализует Францию как можно быстрее, ведь стоимость его будет только падать.
Нужно отдавать себе отчет, что он лишь менеджер, назначенный внешними управляющими, и как только он закончит свою миссию, дальнейшая судьба Франции как государства, не будет никому интересна, поскольку от былой славы и геополитической роли останется лишь воспоминание.
С каким точно экономическим и политическим багажом Франция достигнет 2022 года, сказать нельзя, но вполне вероятно, что выбирать нового президента будут уже на баррикадах.
… [Trackback]
[…] Info to that Topic: samovar-news.com/2017/05/10/po-sledam-vyborov-frantsuzskogo-prezidenta/ […]