Кремль для Тегерана: и не друг, и не враг, а как?

О современном Иране и ситуации в российско-иранских отношениях «Самовару» рассказал востоковед, эксперт по Ирану Игорь Панкратенко.

– В России, к сожалению, очень мало знают про Иран. В нашем представлении это страна, где людей казнят за неправильные взгляды или общественное поведение. Где любого иностранца могут арестовать прямо на улице какие-нибудь страшные «Стражи исламской революции», а женщины ходят замотанными в чадры и бурки. Насколько Иран соответствует бытующим у нас стереотипам о «восточной стране».

– Существует великое множество стереотипов в российском обществе в отношении не только Ирана, но почти любой восточной страны. Есть несколько причин. В первую очередь, это связано с убеждением, что если государство находится на Ближнем или Среднем Востоке, то это что-то обязательно темное, грязное, по улицам ходят фанатики (так на Западе считают, что у нас по улицам ходят медведи). Я довольно часто там бываю, и не только в Иране, и могу сказать, что это далеко не так.

Приведу в пример Мешхед. Я его люблю даже больше, чем Тегеран — мое сердце в Мешхеде. И вынужден сказать, что он выглядит гораздо современнее и цивилизованнее, чем ряд российских городов. То же касается и стереотипов о женщинах, закутанных в бурку. Мне сразу вспоминается, как после прихода Эрдогана заговорили о повальной исламизации в Турции. Очень хочется, чтобы те, кто так говорят, съездили хотя бы в университет Анкары, где я бывал, и посмотрели на то, как одеваются турецкие студенты.

Нечто похожее и в Иране. Да, ношение платка в общественных местах является обязательным. Все женщины этого правила придерживаются. Но как они носят этот платок, сколь велико разнообразие расцветок и фасонов! Так что все, мягко говоря, несколько иначе, чем говорят эти горе-политологи. Иран — это современная, цивилизованная страна. Иран, Турция и ряд других государств, где мне приходится часто бывать, где ряд научных, технологических, общественных институтов на сегодняшний день даже обгоняют Россию.

Скажем, кто у нас знает о том, что Иран занимает одно из первых мест в мире по научным публикациям. Вот несколько лет назад было у нас настоящее помешательство на нанотехнологиях, и где результат — «пшик»? А у Ирана сегодня шестое место в мире по нанотехнологиям. До пика антииранских санкций 2012 года Иран был крупнейшим экспортером автомобилей на Ближнем и Среднем Востоке.

И масса есть таких фактов, которые наши масс-медиа избегают упоминать, потому что для них, как, к сожалению, и для российского правительства сейчас, «солнце восходит на Западе».

– Как далеко Иран ушел после Великой исламской революции? Вроде бы у нас обыватели усвоили, что иранцы не арабы и не турки, а персы. Но кто такие эти персы, мы по-прежнему слабо представляем.

– Возможно, это не очень толерантно прозвучит, но если мы попытаемся выстроить по степени близости к европейским ценностям и нашим представлениям о цивилизации арабов, турок и персов-иранцев, то на первом месте будут турки, при каждом удобном случае утверждающие «Мы не Восток, мы — Европа», на втором месте будет Иран, а арабы — это вообще отдельная тема. Между тем, именно иранцы стоят гораздо ближе к пониманию того, что мы называем «общечеловеческими ценностями», чем жители многих других стран Ближнего, Среднего, Дальнего Востока.

Что же касается Исламской революции, то, опять же, всех пугает слово «исламская». Ислам в персидском понимании — шиизм, это набор неких социальных принципов, принципов устройства общества. Они называются «исламскими», но ислам здесь это не столько вера, сколько образ жизни, набор нравственных установок и ценностей. И вот если говорить о Совете по целесообразности, то он напоминает наш Конституционный суд — функции одни и те же.

– Как сейчас устроена политическая система в Иране? Что представляют собой иранские «консерваторы» и «либералы», и чем они отличаются от привычных нам маркеров?

– Нынешняя политическая система в Иране многим непонятна, поскольку наши представления сформированы как раз западными стандартами. Поэтому, когда я употребляю термины «иранский консерватор» или «иранский либерал», я эти понятия всегда беру в кавычки. Такого четкого разделения нет. Допустим, консерватором он может быть во внешней политике, придерживаясь антиамериканской позиции, а во внутренней политике он самый что ни на есть либерал. И наоборот. Вот, например, недавно почивший Рафсанджани считается одной из влиятельнейших фигур иранского «либерализма». Однако одновременно с этим Рафсанджани отстаивал позицию, что женщина в силу своих психофизиологических особенностей не может считаться таким же полноценным существом, как мужчина.

А «консерватор» Али Хаменеи, нынешний духовный лидер, никогда такого не говорил. И наоборот, приложил массу усилий, как и его предшественник Рухолла Хомейни, чтобы женщина стала равноправным членом социума. Кстати, на сегодняшний день по количеству женщин с ученой степенью Иран занимает лидирующие позиции не только в регионе, где и сравнивать особо не с кем, но и по европейским меркам.

– Куда движется Иран? Совсем скоро предстоят президентские выборы, к чему готовится страна?

– Да, выборы президента состоятся 19 мая. Ситуация резко изменилась. После того, как в 2015 году были достигнуты соглашения с Ираном, которые я называю «Венским пактом», в обществе начался сильный крен в сторону именно западного типа либерализации. Администрация президента Рухани, пришедшего к власти в 2013 году, говорила о необходимости приватизации, демократизации внутренней жизни и так далее. Прозападные круги внутри Ирана очень сильно укрепили свои позиции и расширили свое влияние, в первую очередь, в экономике.

Но уже в конце срока Обамы и, тем более, с приходом Трампа прозападная ориентация Ирана, прозападные иллюзии начинают схлопываться. В обществе нарастает разочарование курсом на либерализацию экономики. Экономическое положение населения ухудшается — доходы домохозяйств снижаются.

И самое главное, пресловутые Венские соглашения оказались, по большому счету «ни о чем». Санкции в полном объеме не сняты. Сейчас США явно намерены опять ограничивать расширение влияния Ирана в Европе. Поэтому, если даже осенью прошлого года я говорил, что у прихода Рухани на второй срок очень высокая вероятность, то сейчас я бы так утверждать уже не стал. Позиции консерваторов в Иране снова укрепляются.

Иран переживает сейчас непростые времена, поскольку и консерваторам, и либералам понятно, что страна нуждается в реформах. В том числе, и в общественных отношениях. Нужно снимать какие-то устаревшие запреты, мешающие развитию страны…

– Какие, например?

– Вот, допустим, вопрос, вызывающий постоянные дискуссии — доступ в интернет (в Иране запрещен доступ практически ко всем соцсетям, поисковым системам и популярным сайтам — из-за их американского происхождения — прим. ред). Постоянно ведутся дискуссии о политической цензуре.

Кстати, хочу отметить, что в плане критики власти свободы там побольше даже, чем в России. Некоторые вещи, которые там публикуют газеты в отношении действующего президента, в нынешней России просто были бы немыслимы. Единственные фигуры вне критики — это рахбары (высший руководитель, духовный лидер Ирана — прим. ред.). За критику рахбара можно нарваться очень серьезно.

Но, безусловно, требуются изменения в общественных отношениях, поскольку страна стоит перед демографическими проблемами.

Словом, реформы нужны. И основной спор между иранскими «либералами» и «консерваторами» разворачивается вокруг скорости, с которой должны осуществляться реформы. Должно ли это происходить постепенно и под государственным контролем или нужно разом все приватизировать, полностью открыть интернет?

– Вы уже упомянули влияние Трампа на выборы в Иране, а как повлияет то, что происходит, на отношения Ирана и России. В последние годы мы лишь теряли свое влияние, товарооборот рухнул, была масса других проблем. Будет ли у нас возможность и главное — политическая воля, чтобы вернуть все это?

– Все, что могли, мы в Иране уже потеряли. Наш товарооборот по сравнению с пиковым 2011 годом, когда он составил смешные 3,5 млрд долларов, опустился примерно до 700 млн. По моим прикидкам, максимум, которого мы можем достичь за счет некоторых контрактов — 1,2-1,5 млрд долларов.

– Это смешно…

– Это не просто смешно, это феерично! Это нужно быть очень альтернативно одаренным политиком, чтобы довести до такого состояния торговлю с таким огромным рынком, как иранский.

Основной тезис Москвы, почему у нас так ухудшились отношения с Тегераном – «Иран же под санкциями, мы не можем развивать с ним отношения… А так, мы очень хотим, смотрите, сколько мы разных комиссий по сотрудничеству создали!».

А, параллельно с этим, Китай за тот же период, то есть за 4 года, нарастил свой товарооборот с Ираном примерно в семь раз. И по итогам 2016 года даже без сырьевой составляющей товарооборот между ИРИ и КНР достиг 49 млрд долларов.

И, возвращаясь к России, нельзя сказать, что что-то само обрушилось — обрушили намеренно. Я могу это утверждать, поскольку все происходило на моих глазах. Предлагали нам массу совместных проектов. Вот, допустим, яркий пример с нашими продовольственными контрсанкциями. Я, простите, считаю это поступком унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла — Иран предложил нам заместить поставки помидоров, курицы, осетровых и так далее. Довольно большая номенклатура товаров была. Более того, правительство сказало сельхозпроизводителям, что если они примут участие в этой программе возмещения импорта России, им готовы предоставить целый ряд льгот.

Иран был готов серьезно вложиться, чтобы поставлять нам свою продукцию, причем по более, чем сладким ценам. Но эта инициатива не встретила понимания в Москве… Я мог бы привести аналогичные примеры по тяжелой промышленности, по энергетике.

И вот результат. На те контракты, которые должны были бы при правильном подходе достаться России, пришли китайцы, французы, Южная Корея.

Так что – Трамп Трампом, но экономические отношения Европы с Ираном будут продолжать развиваться, даже в случае напряженности между ИРИ и США. Более того, Трампа беспокоит политическое влияние Ирана, но это не касается, например, контракта по поставкам «Боингов» в Иран. Он не попадает под санкции. Самолеты будут производиться в США, создадут там рабочие места, с чего бы Трампу быть против?

– У нас есть информация от иранских предпринимателей, которые говорили о каких-то надуманных заградительных пошлинах, которые действуют только против них, о вынужденном реэкспорте тех же иранских помидоров через Турцию под видом турецких и других примерах откровенного абсурда. Вы слышали о чем-то подобном?

– Да, и могу привести пример, о котором мало кто слышал, да я бы и сам не поверил, если бы это не произошло в моем присутствии. Идет заседание российско-иранской экономической комиссии. Проводит его один из нынешних вице-премьеров России. Обсуждаются возможные проекты, и иранская сторона перечисляет номенклатуру товаров, которые может нам поставлять. А наши им отвечают: «Да, мы согласны в принципе, но при условии, что вы на свои средства проведете капитальную модернизацию терминалов Астраханского порта».

Я уже не говорю о деятельности строителя секретных баз на Луне Дмитрия Рогозина, благодаря которому любые перспективы военно-технического сотрудничества России и Ирана были похоронены, зарыты и сверху еще придавлены бетонной плитой.

– Сегодня Иран для нас партнёр и союзник или противник и конкурент?

– Если российскому государству — то партнер и стратегический союзник. Если нынешнему российскому руководству, то конкурент и противник. А самое страшное — разменная монета в наших игрищах с Соединенными Штатами, которые в нынешний период трампобесия напоминают какие-то брачные танцы павианов.

– То есть, даже если мы найдем массу путей решения кризиса наших отношений, без политической воли их все равно не решить? И, получается, и сейчас эти пути не то, чтобы закрыты — ими просто не хотят пользоваться?

– Да, посмотрите хотя бы на пример с Сирией. Сразу ярко видно, что у России нет никакого «иранского проекта», какой-то стратегии сотрудничества с Ираном, и вообще иранский фактор Кремлем используется только в качестве некой разменной монеты в переговорах с Западом, прежде всего с США. Это мое глубочайшее убеждение, и когда меня обвиняют в излишней категоричности, я просто прошу привести обратный пример. Хотя бы один.

– А иранцы к России как относятся? Я имею в виду, не к государству, не к чиновникам, а к людям и культуре. Раньше относились очень хорошо. А сейчас нас знают, интересуются? Вот, например, Реза Саджади 5-6 лет назад рассказывал, что главный стереотип иранцев о русских, что мы ужасные атеисты, и у нас до сих пор гонения на верующих и религии.

– Знают, интересуются. Разочарование есть в Путине и государственной машине, оно становится все больше и больше, к сожалению. Когда бываешь там каждый год, да не по одному разу, это становится очень заметно. Потому что знакомые, которые вот только вчера выступали за диалог с Россией, за совместные политические шаги на мировой арене, сегодня уже считают нас ненадежным партнером. Менее надежным, чем Турция и Китай, например. Это самая печальная тенденция.

По моему мнению, Иран на сегодняшний день нами потерян. И это, увы, совершенно закономерная реакция на действия Москвы. Нынешнему руководству России Иран не нужен. И не нужно питать никаких иллюзий, все новости о грядущих совместных проектах и действиях — это пропаганда, потому что никакие совместные действия с Тегераном не нужны, прежде всего, Кремлю. Возьмем Сирию. Строили ось Москва–Тегеран–Анкара. Отличный проект. Но что мы видим? Как только Запад поманил, Россия начала вести в Сирии двойную игру, начали потихоньку отодвигать Иран, сделали акцент на Турции. А сейчас и от Турции пытаемся переориентироваться на США. Об этом дополнительно свидетельствует встреча 16 февраля в Баку начальника российского Генштаба и главы американского Комитета начальников штабов.

Но это ложный путь. Где и когда Трамп говорил, что он что-то с Россией собирается менять? Россия для него — это объект внимания далеко не первого ряда. И что греха таить, Москва далеко не тот партнер, с которым Штатам нужно напрягаться. Хватит уже создавать эти мифы и, тем более, в них жить. Иначе, в конце концов, можно и правда оказаться в параллельной реальности – параллельной всему остальному миру.

Беседу вела Анастасия Казимирко-Кириллова

Фото(кроме портрета Игоря Панкратенко): Анастасия Казимирко-Кириллова